Королевские камни
Шрифт:
Ждали все.
Хмурый Гарм, который, кажется, растерялся, не зная, что ему делать. Нира, испуганная больше обычного. Нат.
Сама Ийлэ.
Она очнулась уже в доме, в постели, куда ее положили, заботливо укрыв одеялом. У постели сидела Нира.
— Сколько? — Ийлэ облизала пересохшие губы.
Она была пуста.
Почти.
Нет, сила оставалась, но на донышке, и этой силы не хватит, чтобы помочь Райдо… а если так, то договор не исполнить… здесь не исполнить, разве что в Предвечном лесу, но Предвечные
— Утро уже, — сказала Нира, отводя взгляд. — Совсем утро…
— Райдо?
— Он дышит.
Дышит? Это ведь хорошо, если дышит… это замечательно… значит, он не умер. А если не умер, то будет жить, потому что сильный и справится. У него ведь живое железо… и вообще псы куда выносливей людей…
Ийлэ выбралась из кровати.
Кружилась голова.
Болела неимоверно, и эта боль мешала сосредоточиться на важном.
— Тебе плохо? — Нира помогла устоять на ногах. — Полежи… тебе надо полежать… я принесу поесть, а потом мы…
— Райдо.
— Ему не стало хуже за ночь, — здраво рассудила Нира. — И значит, час — другой он еще потерпит. С ним Нат и… Гарм тоже… и они говорят, что Райдо держится, что ран открытых нет и… и он сильный.
Сильный.
Ийлэ тоже… нет, она хочет быть слабой, и чтобы о ней заботились, но это — потом. Ей надо убедиться. В чем?
В том, что жив.
Дышит.
И сердце бьется.
Ийлэ оделась.
И коснулась макушки Нани, подумав, что она тоже имеет право… но нет, позже, когда Ийлэ сумеет ее донести. А сейчас самой бы добраться.
В комнате Райдо было жарко.
Камин пылал. И свечи.
И близость этого, живого огня успокаивала.
— Он совсем не шевелится, — Нат не повернулся даже, он сидел у постели, напряженно вглядываясь в лицо Райдо.
— Я запретила ему выходить.
— Знаю. Я… тебя не виню. Никто тебя не винит, — Нат потер ладонями глаза.
А он ведь, как и Нира, не спал всю ночь.
И не ляжет, пока не убедится, что Райдо будет жить. Или пока не свалится от усталости.
— Иди. Я посижу, — Ийлэ коснулась руки. — Отдохни… а потом меня сменишь. Или Гарм пусть сменит… ты поспи немного, ладно? И Нира пусть ляжет. Малышку только сюда принесите…
— Я не хочу спать.
— Хочешь. И я захочу к вечеру… это может затянуться надолго. И тогда мы все упадем от усталости. Это будет нехорошо.
Нат кивнул.
Он был разумен.
— Я вернусь через два часа.
— Ладно.
— И… что еще тебе принести? Мы его напоить пытались, но его вырвало… я думал, что за доктором послать надо. Но… он вряд ли что сделает, да?
— Да.
Человек не способен излечить.
А кто способен?
— И Гарм также думает. Сказал, что теперь — только ждать… а я никогда не умел ждать.
— И я.
— Ты ведь его не обидишь, да?
— Да.
Поверил.
И
— Ты ему нравишься. А он тебе… я вижу… и хорошо… ты лучше, чем другие.
— Какие другие?
— Не знаю. Всякие. Но ты все равно лучше.
Наверное, следовало бы сказать спасибо за столь высокую оценку, но Ийлэ промолчала. И Нат вышел. Он вернулся скоро, принес корзину с малышкой, которую достал, положил на кровать рядом с Райдо.
— Вдруг почует? Он ее любит… а если любит, то вернется, да?
— Конечно, вернется.
Ийлэ хотелось бы верить, если не ради нее — кто она такая? То хотя бы ради Нани… Броннуин… он называет ее Броннуин и Ийлэ начала привыкать к этому нелепому имени. И еще есть Нат, которого Райдо тоже любит… усадьба… ему ведь понравилась усадьба.
— Возвращайся, пожалуйста, — попросила она шепотом.
Услышал ли?
Он лежал так тихо, а Ийлэ боялась посмотреть на своего пса.
А ведь он действительно ее.
Ийлэ его не отпустит.
— Возвращайся, — чуть более уверенно повторила она. — Ты же не можешь нас оставить… ты обещал, что будешь заботиться обо мне… и о ней тоже…
Бледный.
Белый какой. И сердце бьется то часто, быстро, то медленно… главное, чтобы выдержало. А оно надежное, большое.
— Зачем ты пошел за мной? Они бы не тронули меня… не тронули… я, наверное, плохо умею объяснять… — Ийлэ коснулась его руки.
Холодная.
И вялая.
— Если бы я не смогла удержать силу, то просто отдала бы ее… земле отдала бы… и я отдала, а ты… не умирай, пожалуйста…
Он не умер. Ни в этот день, ни в следующий.
Лежал.
Дышал.
Глотал воду с ложечки, и бульон. И сердце успокаивалось, выбивало ритм.
Время.
Его вдруг стало так много, что Ийлэ не знала, куда девать. Она ждала. Отсчитывала про себя секунды, потому что наедине с собой, в тишине, сходила с ума.
Она рассказывала Нани сказки.
И пересказывала.
Путалась в словах.
Играла. Кормила. Что-то ела сама. Иногда — проваливалась в муторный сон, в котором снова шел дождь, правда, обыкновенный осенний. И кто-то страшный прятался в этом дожде. Ийлэ пыталась от него сбежать, но поскальзывалась и летела в грязь.
Проваливалась.
В яму волчью, в которой кольями торчали одревесневшие старые корни, они пробивали Ийлэ, и она умирала, чтобы очнуться и понять — жива.
Семь дней?
Или восемь?
Нат считал, но Ийлэ стеснялась спросить, как стеснялась и рассказать о своих снах.
А потом Райдо открыл глаза.
Не чудо ли?
Чудо было столь долгожданным, что Ийлэ совершенно растерялась. И расплакалась. И сказала:
— Я тебя ненавижу.
Дура.
Он же улыбнулся… шевелиться не мог, но улыбнулся же…