Королевские камни
Шрифт:
…и мамино, темно — синее, почти траурное, но слишком откровенное, пожалуй… ей к лицу темные тона, и найо Грэм говорит то же. И смотрит так, с прищуром, выискивая недостатки наряда.
Его платья должны быть совершенны.
— Нет, — Ийлэ отступила от витрины.
— Почему?
Потому что… потому что найо Грэм — лучший портной в городе, а поговаривали, что прежде он держал модную лавку в Аль — Ахейо, но переехал, и вовсе не потому, что дело его прогорало…
А почему?
Тогда это казалось неважным. Теперь Ийлэ точно не
— Ясно, — Райдо решительно толкнул дверь. — Прошу вас, леди…
И в спину подтолкнул легонько.
Порог здесь высокий.
Пахнет свежей хвоей и еще корицей. Мелом. Тканью. И слегка — розовой водой…
День, но газовые лампы горят, и в лавке светло, пожалуй, слишком светло, и от этого света Ийлэ прячется за псом, который застыл, вертит головой, осматривается.
Обыкновенный магазин.
Конторка. Стойка. Зеркала. Их много и в них отражаются, что газовые лампы, что манекены.
— Вот, это тоже, вроде, ничего, — Райдо совершенно невежливо тычет в деревянного болвана, на которого надели домашнее платье. — Тепленькое. Как раз для зимы.
Платье хорошо.
Темно — зеленая шерсть, отделка желтым кантом. Два ряда крохотных пуговиц, обтянутых желтым атласом. Рукава свободные, но с широкими манжетами. Воротник — стойка.
— Примеришь?
— Господа, рад вас… — найо Грэм осекся.
И нахмурился.
Невысокий, он за прошедший год стал, кажется, еще полней, хотя и прежде не отличался особой стройностью. Человек — шар, обтянутый темно — красным бархатом.
Он любил яркие цвета и еще кружево, и этим своим пристрастиям не изменил.
Кружевные манжеты.
Кружевной воротник.
И кружевной платок в тонких детских пальчиках.
Он смотрел на Райдо снизу вверх, с недоумением и обидой, которая столь ярко читалась на круглом его личике, что у Ийлэ возникло ощущение, что эта обида — тоже маска.
— Нам платья нужны, — сказал Райдо, наклоняясь к человеку. — Вот это, зелененькое, возьмем. И красненькое тоже. И еще надо… домашних парочку. Для начала. Амазонку приличную. Дорожное платье. Вечерних…
— Платья? — беспомощно переспросил найо Грэм.
— Платья, — подтвердил Райдо. — Всякие. Ну и чего там к платьям надо… чулки, подвязки, подъюбники… нижние рубашки, только чтобы хорошего качества… белье… она скажет.
И вытащил Ийлэ из-за спины.
— Она?
— Она.
Найо Грэм увидел ее сразу, он был внимательным человеком, забавным, но все одно внимательным.
И расстроенным.
Недовольным.
— Вы хотите, чтобы я… — он выставил кривоватый мизинчик, — сшил платья для нее?
— Хочу. Те, которые готовые, мы тоже возьмем, но их по фигуре подогнать надо. Сделаете?
— Простите, но… — мизинчик дрожал, а сам найо Грэм очень старательно не смотрел на Ийлэ. И отражения его многочисленные тоже пытались отвернуться.
В отражениях найо Грэм выглядел странным образом выше и стройней.
— Но я не могу исполнить ваш заказ, — наконец, произнес он печально.
— Почему?
— Потому что об этом узнают.
— И что?
Райдо не понимал. Твердолобый упрямый пес, который вряд ли изменится. И Ийлэ не знает, хочет ли, чтобы он менялся…
…а ведь изменится, весной, когда она исполнит свою часть сделки.
…сейчас он зависит от Ийлэ, как и она от него. Но выздоровев…
Найо Грэм громко вздохнул и ручку прижал ко лбу. Лоб он подбривал, чтобы тот казался выше. А редкие волосы подкрашивал и заплетал в косицу, тощенькую, что хвост мышиный. И сейчас с этого хвоста свисала золотая ленточка.
— Это меня разорит.
Райдо смотрел на человека сверху вниз, выжидающе.
И недоумевая?
— Я… — найо Грэм терзал платочек, или уже не него, но манжеты свои. — Мои клиентки… супруга мэра… и найо Арманди… и многие иные дамы… достойные… уважаемые… почтенные даже… они будут оскорблены, узнав, что я продал платье… метресс.
Ноздри Райдо дрогнули.
— Быть может, у вас там… за Перевалом, и принято, чтобы метресс одевались там же, где и… приличные дамы, но не здесь!
И на щеках проступили серебряные капли.
— В этом городе подобное невозможно!
— То есть, — Райдо теперь говорил очень тихо, глухо, но от голоса его найо Грэм задрожал. — Ийлэ теперь недостаточно хороша…
— Умоляю меня простить, но…
— Идем, — он стиснул руку Ийлэ, а дверь несчастную, которая точно не была виновата ни в чем, пнул, вымещая на ней, безмолвной, ярость. Уж лучше на ней, чем на Ийлэ. — Вот же… твою ж… с — скотина… достойные дамы…
Он пнул, уже не дверь, но фонарный столб.
— Лицемеры хреновы!
И только тогда Ийлэ выпустил.
— Извини, — сказал, прижимаясь к столбу лбом. — Я… испугал тебя?
— Нет.
— Испугал. Я не хотел. Я просто… я когда вижу таких вот… небось, раньше ковром расстилался, верно? Перед моей матушкой едва ли не на брюхе ползают… леди то, леди сё… ручки целуют… кофеи, чаи… шоколады… а тут…
Райдо потер щеку.
— Мерзко это все.
— В городе есть и другие лавки, — почему-то Ийлэ не испытывала ни гнева, ни обиды, только искреннее, пожалуй, удивление от того, что пес думал, будто могло быть иначе.
— Есть… хорошо, что есть… надо найти кого, чтобы с тебя мерки сняли и выпишем платье… дюжину…
— Тогда уж две.
— И две выпишем. И все десять.
— Зачем мне десять дюжин платьев?
Раньше у нее было… пожалуй, столько и было, или даже больше. Целая комната — гардеробная… и еще одна — для туфелек… и полки с деревянными головами для шляпок.
Огромный шкаф, где хранили перчатки и чулки.
Нижние юбки.
Подушечки турнюров. Шкатулки и шкатулочки, но не с драгоценностями — с булавками, иголками и нитками, с лентами и тесьмой, с перьями крашеными, бусинами и прочими мелочами, которые казались тогда жизненной необходимостью.