Королевский дуб
Шрифт:
— Просто я никогда не слышала от него о лошадях, — задумчиво произнесла я.
Я уверена, что мой смех не обидел ее. В старые времена для нас с Тиш не было запретных тем для разговоров.
— А он в других местах и не говорит о них, только здесь, — пожала плечами она. — Почему-то местные жители и приезжающие сюда на зиму не говорят о лошадях. Пэмбертон — один из наиболее хранимых секретов Юга. Я думаю, это потому, что очень богатые люди не нуждаются ни в чем, кроме уединения. А в Пэмбертоне скопилось ужасающее количество денег, несмотря на грунтовые дороги. Между прочим, зря ты их ругаешь. Ваш новый дом находится на одной из них. Я арендовала для вас коттедж для гостей в поместье Пайпдрим в старой усадьбе Бельведеров. Он находится на Вимси-роуд. Это дедушка всех грунтовых дорог Пэмбертона. Num'ero uno. Загвоздка в том, что на Вимси-роуд лошадей в пять раз больше, чем людей.
— Тиш, я не в состоянии позволить себе подобную жизнь. И я не хочу окунать Хилари в такую среду… — В висках у меня забилась тревога.
— Успокойся,
— Думаю, что да, — засомневалась я, — все это звучит великолепно. Я и не хотела возражать тебе, упаси Господи, Хилари понравится. Только… Ведь Пэмбертон не обычный город?
— Да. И никогда им не был. — Тиш пристально посмотрела на меня сквозь дым уже второй за сегодняшнее утро сигареты. — Ты ведь не чувствуешь себя несчастной по этому поводу?
Я молчала некоторое время. Как я могла объяснить ей то, что сама лишь смутно представляла? Ведь еще до встречи с Крисом, тогда, когда мы были беззаботными, смелыми на язык, вечно смеющимися девушками в Эмори, за моим лукавым, ловким подшучиванием над собой скрывалось почти патологическое стремление к безопасности и благопристойности. Детство, проведенное с отцом, лишь способствовало появлению этого стремления. А последние годы с Крисом оставили во мне только отвращение ко всякого рода чувственности.
Я приехала в Пэмбертон, рассудив, что небольшой городок — самое обыкновенное и безопасное место на свете для меня и моего ребенка, где можно одержать победу в схватке с жизнью.
До того, как я увидела его, Пэмбертон означал для меня безопасность. Чем обыденнее он казался, тем лучше. Уравновешенность, порядок, умеренность, даже скука — это все, к чему я стремилась.
И вдруг обнаружить, что город скрывает в себе нечто другое: он был, как сказал бы Шекспир, „богатым и странным".
Во время своего затянувшегося молчания я увидела, как внутри меня вновь оживает тяга к чрезмерному, к физической и духовной безудержности. Но именно от этого я и бежала сюда! Не от Криса, не от большого города, не от матери. Нет, не от них вовсе. А от моего собственного стремления к запредельному.
— Тиш, дело не в том, что мне не нравится Пэмбертон, — медленно произнесла я. — Он мне очень нравится. Он замечателен. Это сказочный городок. Ному бы он мог не понравиться? Просто он очень… сложен. И для меня, по крайней мере… очень экзотичен. И, Господи, он так богат! Он мне не кажется… я не знаю, как сказать… нормальным, что ли. Не думаю, что он мне подходит. Вернее, я не подхожу ему. Я вообще не знаю, чему я подхожу. Я всегда думала, что я воспитатель и смотритель: так долго — вначале с отцом, а потом с Крисом — я старалась быть нормальной и „на уровне". Я усердно пыталась создать устроенную, обыденную жизнь… Любая другая женщина на моем месте просто бросила бы этих мужиков, не задумываясь. Как моя мама и сделала. Но не так поступила маленькая Святая Энди. До меня только теперь доходит, что я была ненормальной. Я зависела от них: мне нужны были их безобразия, они питали мою собственную тягу к возмутительным выходкам. Понимаешь? Маленькая „Мисс Нормальность" на самом деле была приверженицей какого-то тайного порока. И поэтому, когда я приехала сюда в поисках равновесия и порядка, которых мне так недоставало, и столкнулась с богатством и совершенством этого города, плещущим через край, то…
— Это так напугало тебя, что ты наложила в штаны, — закончила за меня Тиш и улыбнулась. — О, Энди, ты прожила страшные годы…
— Да, страшные годы рабочей аристократии. Мне, бедной крошке, пришлось под конец даже продать свою тачку!
Тиш усмехнулась, но сразу вновь посерьезнела:
— Может быть, в конечном счете было бы легче переспать с кем-нибудь без разбору?
— Тиш, ты никогда не поймешь, как я теперь ненавижу секс. Сейчас это для меня грязные простыни, ноги выше ушей и после — подбитый глаз.
— Жаль, — отозвалась подруга. — Твоя фигура словно создана для секса. Ты сведешь наших бродячих спортсменов с ума. Или с того, что у них называется мозгами.
Наверно, я побледнела, потому что Тиш наклонилась ко мне, пожала руку и сказала:
— Я просто поддразнивала тебя, малыш. Здесь нечего бояться. Пэмбертон очень богат, но и очень стар, а его богатство очень укромно. Очень непритязательно. Здесь невозможно определить, кто богат, а кто — нет. Самый роскошный наряд, который кто-либо носит, — эскот [13] с фланелевой сорочкой, резиновые туфли и двадцатилетнее лилли. [14] За исключением недельных Пэмбертонских классических конных соревнований в апреле, когда
13
Широкий, как шарф, галстук.
14
Фасон платья.
— Или безобразного, — продолжила я. — Что означает „в этой части города"? Что такое „эта часть"?
— Это значит исторический район, — ответила Тиш, — та часть, где находимся мы. Где находятся все большие старые коттеджи, тренировочные беговые дорожки, конюшни. Она очень тщательно сохраняется множеством уставов, правил и подобной чепухи. Много чудесных старинных зданий, клубов, школ, церквей. Все они занесены в Национальный реестр. Хочешь поехать посмотреть? Ты не сможешь переехать в новый дом до понедельника. Ливингстоны делают мелкий ремонт, а мебель должна прибыть только в середине недели. Поехали, Энди! Забирай Хилари, и мы устроим чудесное путешествие. Я провезу вас около поля для игры в поло — для осмотра трека уже слишком поздно, но завтра мы поедем к конюшням. После поездки будет ланч в Гостинице, и мы закажем по паре „Кровавых Мэри". А может, и по три. Ты должна увидеть нашу Гостиницу. Она — одно из сохранившихся в хорошем состоянии старинных зданий в стране. Получила даже какой-то приз. И кормят там по-настоящему хорошо.
— Мне бы очень хотелось поехать, — сказала я, вставая и потягиваясь. — Но предупреждаю: я постараюсь найти хоть что-то оскорбляющее глаз в этой красоте. Просто чтобы ты оставалась честной.
— Я очень сожалею, — заверила Тиш, — но сегодня ты не увидишь ничего подобного.
И я действительно не нашла изъяна. С самого начала, как только Тиш вывела свой забрызганный грязью „блейзер" из спрятанного за домом садика на улицы Пэмбертона, я была убаюкана очарованием. Даже в страшной, расслабляющей и усыпляющей жаре позднего августа Юга Пэмбертон дремал в колодце из густой зелени, прохладной, как море. Прекрасные старые дубы, некоторые из которых были укутаны в шарфы из серого мха, образовали своды над спокойными тихими улицами, окаймляли длинные подъездные аллеи и укрывали многокомнатные причуды первых „зимних жителей". Цветы и декоративные кустарники лежали, подобно молитвенным коврикам, у домиков поменьше. Такие дома имели достойный вид и были изящны, но все же не могли тягаться с огромными особняками из неотесанного камня, построенными „зимними жителями", хотя и гнездились среди них. Я отметила это различие, и Тиш кивнула в ответ.
— На первый взгляд между нами и „зимними жителями" нет никакой разницы. Но она существует, и она огромна. Мы — обычные господа, каких ты встретишь в любом городке на Юге, они же — господа и в Лонг-Айленде, и в округе Бакс, и в Палм-Бич, и в Бока, и в Бар-Харбор. По крайней мере, те из них, кто создал эту колонию, были таковыми. Существовала поговорка, что землетрясение в Пэмбертоне во время светского сезона опустошит министерства от Бангора до Вифлеема. Одна из наших местных красавиц еще в девятисотых годах вышла замуж за игрока в поло из Лонг-Айленда, владевшего сталелитейными заводами в нескольких штатах. Он приехал сюда, чтобы познакомиться с ее родственниками, и обнаружил, что здешний климат хорош для его пони и что здесь, можете себе вообразить, — манерно протянула Тиш, подражая лонгайлендцу, — он мог бы заниматься круглый год тем, что может делать только шесть месяцев у себя на родине. Ну а остальное, как говорят, целая история. Он возвратился домой и рассказал об этом своим дружкам. И за пять лет они спустились на нас, как рой саранчи, построив здесь маленький Ньюпорт. Они привезли с собой столько лошадей, охотничьих собак, слуг и детей — по значимости именно в этой последовательности, — что их было бы достаточно, чтобы заселить весь запад Англии. Здесь очень соблюдают обычаи мелкопоместных дворян. И за все время — более сотни лет — они ни разу не обратили на нас внимания. Первое время местные жители ненавидели даже землю, по которой те ступали, главным образом потому, что когда-то это была их собственная земля. „Зимние жители" скупали землю так, как будто завтрашний день никогда не наступит. Но они платили самые высокие цены, и когда некоторые горожане нажили на них небольшие капиталы, то и остальные пэмбертонцы поняли, что к чему, и начали наниматься садовниками, конюхами, грумами, барменами и механиками, открыли лавки и предприятия обслуживания, и очень скоро многие из них смогли построить причудливые домики прямо посреди колонии. Эти две группы до сих пор не особенно смешиваются между собой, хотя теперь все понемногу меняется. Некоторые из нас, молодых, стали членами их клубов, играют с ними в гольф и тому подобное. Но все же до сих пор Старый Пэмбертон против „зимних жителей". Это неплохой порядок. Мы получили выгоду от их денег: первоклассные частные школы, медицинское оборудование, библиотеки и музеи. А они получили наши лучшие земли и полное уединение. Но, конечно, верховой ездой и охотой мы занимаемся вместе. Лошади здесь являются великим уравнителем. И все же бывает очень приятно, когда летом „зимние жители" уезжают.