Королевский дуб
Шрифт:
Хилари стояла, высокая, прямая и стройная, сама похожая на стрелу, ее чистый серьезный профиль был спокоен, спина слегка прогнута, левая рука вытянута и неподвижна, правая оттянута назад настолько, что концы пальцев, удерживающие оперение стрелы, слегка касались ее круглого подбородка. Естественно, как будто она делала это всю жизнь, Хилари задержалась с натянутой тетивой, как мне показалось, на невозможно долгое время, когда Том скомандовал ей это сделать, а лук не дрожал и не прыгал в ее руках. По тихой команде наставника она выпустила стрелу, и та полетела, как натренированная птица, чтобы остановиться на плече оленя. Но Хил все еще стояла неподвижно.
Внезапно дочка показалась мне молодым
— Вызывает приятные ощущения, — заметила девочка. — Такое чувство, будто я уже знала, как это надо делать.
— Ты именно так и выглядела, — улыбнулся ей Том. Это была, подумалось мне, довольно странная улыбка, мимолетная, понимающая и очень гордая.
— Никогда не видел никого — ребенка, взрослого, мужчину или женщину, неважно, — кто бы сделал то, что сделала ты с первого же раза. Ты выглядела как молодой Ипполит. Конечно, я должен был бы сказать: „как Диана", но в этом вопросе твоя мама имеет преимущество. Месяца через два ты будешь стрелять лучше, чем стрелял я, когда был вдвое старше тебя. Мне бы очень хотелось, чтобы мой отец мог увидеть тебя. Может быть, дядя Клэй сможет… когда-нибудь. Оба они говорили мне, что редкие женщины стреляют из луков, подобных этому, лучше любого мужчины.
— Ты видела, мама? — Хилари вновь стала маленькой девочкой, порозовевшей от гордости и удовольствия. Лесная богиня-ребенок исчезла. Я наконец-то вздохнула с облегчением.
— Видела. Здорово! — ответила я. — Это действительно нечто. Мне не сделать ничего подобного и за миллион лет.
— Давай посмотрим, что у тебя получится, мам, — воскликнула Хилари. — Попробуй, теперь твоя очередь. Посмотрим, как ты постараешься и побьешь мой рекорд!
Однако явное, простое нежелание продемонстрировать свое неумение вынудило меня сказать:
— Не сегодня, малыш. Уже становится поздно, солнце садится. Как-нибудь в следующий приезд я обязательно попробую.
Я почувствовала, что сержусь на Хилари, на Тома, на себя саму, а когда девочка запротестовала и Том поддержал ее, то я резко оборвала дочку:
— Пойди в дом и вымой руки и лицо. Тому я заявила:
— В конце концов именно ты решил, что мне следует быть дома до наступления темноты.
Только после этих слов, вспомнив, кто предложил условия, я ужасно покраснела до корней волос. Том рассмеялся.
Когда Хилари ушла, он сказал:
— Не слишком дави на нее по поводу стрельбы из лука, Диана. Она прирожденный лучник, притом лучший из тех, кого я видел за свою жизнь. И, если она не слишком щепетильна в использовании животных в качестве мишени, будет просто несправедливо заставить ее чувствовать мир иначе. Она — не снятая с тебя копия. Ее страхи могут очень отличаться от твоих, и это нормально.
Сам факт его проницательности и таящейся за ней симпатии разозлил меня еще больше. Я подождала, пока не убедилась, что Хилари нас не слышит, села на верхнюю ступеньку, освещенную холодным розовым закатом, и спокойно посмотрела на Тома. Мне было очень холодно без куртки, но я не хотела признаваться в этом. Том же стоял так непринужденно на поднимающемся вечернем ветру, как животное, покрытое густым мехом, стоял, засунув руки в карманы и слегка покачиваясь в мягких старых мокасинах. Глаза сверкали голубым огнем под темным крылом волос.
— Мне по-настоящему не нравится, что Хил учится убивать, — заявила я. — На самом деле я считаю это варварством. Ей только десять лет, что бы ты ни говорил,
Он немного покачался молча, а затем сказал:
— Ей нужно знать, как позаботиться о себе, Энди.
— Ради Бога, Том, когда ей пригодится умение подстрелить кого-то при помощи лука и стрел? — раздраженно возразила я.
— Нет, я неправильно объяснил. Мне следовало бы сказать, что ей нужно самой заботиться о себе. Самой. Человеку необходимы уважение к себе, легкость и комфорт даже наедине с самим собой. Если хочешь, чувство почтения к собственной личности. Не думаю, что она этим обладает; как она может испытывать подобные чувства после того, что позволял себе ее отец? Послушай, Диана, все дело в опыте. Опыт дает чувство уверенности и отшлифовывает до совершенства все другие побочные ощущения. Сознание того, что ты обладаешь огромными возможностями и можешь в любой момент сконцентрироваться по собственной воле, беспредельно расширяет границы бытия. А леса — наилучшее место на свете, где все это можно познать. Леса позволяют обратиться ко всем, даже скрытым, духовным ресурсам. Нет ничего, что даже отдаленно походило бы на дикую природу в этом отношении.
— Ты превратил бы Хил в странное существо, если бы я позволила тебе действовать по собственному желанию.
— Нет, хотя мне хотелось бы вернуть девочку в естественное, дикое состояние. Ты, ее отец, город… все вы вытравили из нее при помощи цивилизации скрытую в ней силу. В Хил достаточно цивилизации, хватит на всю жизнь. Но ей нужна ее естественная сторона. И тебе, Диана, тоже, если подумать. Как ты можешь управлять своей естественной дикой частью, если ты ее не познала? Как ты можешь использовать ее, если не признаешь ее существования? Но она есть. Есть в Хилари и в тебе. Во всех нас. Я хотел бы, чтобы девочка познала свою естественную сторону и научилась не бояться ее. Ты познала свою, но все еще напугана ею до смерти.
Меня вновь залил жар, несмотря на пронизывающий ветер, на теле и лице выступил холодный пот. Я снова ощутила танцующее пламя костра, его руки и его рот на моей голой коже.
— Я полагаю, что ты пользуешься всеми своими… возможностями и ресурсами, — сердито заявила я. — В отличие от большинства из нас, простых смертных, которые обладают прискорбной наклонностью тратить силы и время по пустякам и дурачиться. Неужели ты никогда не… лежишь просто в постели, не ешь чипсы и не читаешь какую-нибудь дребедень? Ты что, никогда не смотришь Вэнну Уайт и не решаешь кроссворд из телепрограммы? О нет, ты полностью посвятил себя людям, ты чувствителен и честен, ты принимаешь участие в делах человечества каждую минуту своего существования!
— Только не Вэнну Уайт! — Лицо Тома было серьезно, волчьи черты отточены тенями, в голосе звучала задумчивость. — Однако я действительно полеживаю в кровати, пью бурбон и приветствую эротические мечты о невысоких хрупких греческих леди в чем мать родила. И я читаю Генри Миллера [77] и от этого возбуждаюсь, а по ящику я смотрю все, что могу найти с участием Джемми Ли Кертис, потому что у нее самые большие груди, какие я только видел, за исключением твоих.
— Том… — вскрикнула я, ужасно, до слепоты покраснев и чувствуя жар во всем теле.
77
Миллер Генри (1891–1980) — писатель, автор скандальных по интимно-эротической обнаженности произведений. О его романе „Тропик Рака" (1934) американский поэт, историк и теоретик искусства Эзра Паунд (1885–1972) сказал: „Вот неприличная книжка, заслуживающая того, чтобы ее читали".