Королевский гамбит
Шрифт:
— Я рисую не хуже других, — возразил Томмазо, и его бледные щеки покраснели. — Не так ли, Паоло, Давид?
— Ты довольно прилично рисуешь, — с улыбкой согласился Паоло, — но Дино исключительно талантлив. Что ты скажешь, Давид?
Все взгляды обратились на юношу, известного среди учеников дипломата и умиротворителя. Задумавшись на мгновение, он ровным тоном произнес:
— Полагаю, вы оба прекрасные живописцы, но Дино, пожалуй, лучше понимает технику письма учителя.
— Ха! Я понимаю учителя не хуже Дино, не хуже любого из вас! — стиснув кулаки, Томмазо топнул
Я встала и, упершись руками в бедра, встретила его взгляд, что и не удивительно, ведь мы были одного роста.
— Я сожалею, что обидел тебя. Ну а теперь не мешай мне, учитель велел сразу вернуться к нему.
— Знаю, почему учитель благоволит к тебе, — с презрительной ухмылкой произнес Томмазо. — Потому что ты смазлив, как девчонка. Говорят, что учителю нравятся хорошенькие мальчики.
И прежде чем я успела ответить ему, он протянул руку и сильно ущипнул мою щеку.
Я ударила его по руке и возмущенно взглянула на него.
— Ложь. Учитель всегда относился ко мне как к сыну, вот и все. Как же ты низок!
К этому времени остальные ученики уже собирались вокруг нас. До меня доносились их приглушенные голоса; одни соглашались со мной, другие уверяли, что тоже слышали о подобных наклонностях. У меня задрожала щека, и я зло посмотрела на сомневающихся.
— Если учитель приставал к кому-нибудь с непристойным предложением, то пусть он выйдет и скажет. Если же нет, тогда вам лучше заняться чем-нибудь более полезным, а не распускать отвратительные слухи. Возможно, Константин подыщет для вас более плодотворное дело.
Константин, накладывавший сусальное золото на панно в дальнем углу, наконец, оторвался от работы и направился к нам, чтобы вмешаться в наш спор. Пробившись через сгрудившихся подмастерьев, он сверху вниз уставился на нас с Томмазо.
— Довольно! Томмазо, смешай-ка еще один горшок гипсовой грунтовки. Дино, если учитель ждет тебя, тебе, думаю, лучше отправиться прямо сейчас. — Он обвел мрачным взглядом остальных учеников. — А вы принимайтесь за работу, не то мне придется просить учителя о том, чтобы вас высекли.
Его гневные слова произвели должное действие. Что-то обиженно проворчав, юноши нехотя разбрелись по своим местам, оставив нас наедине с Константином. Бросив на него сконфуженный взгляд, я нарочно приложила руку к посиневшей щеке, желая напомнить ему, что не я была зачинщиком ссоры.
— Я сейчас же иду к учителю.
Он холодно кивнул, давая понять, что ничто не ускользнуло от него, и сказал:
— Ты должен делать только то, что велит Леонардо. Сегодня Томмазо выполнит за тебя всю работу.
Я искоса посмотрела на юношу, на лице которого можно было прочесть обиду. Не знаю, что вызвало в нем такие чувства. Идя по мастерской к выходу, я ощущала его раздраженный взгляд на моей спине. Кажется, к тем двум разносчикам из прошлой ночи добавился еще один враг.
Решив отбросить все неприятные мысли, я направилась к лужайке. Утро уже давно вступило в свои права, да и день выдался прекрасный. Под лазурным небом на территории замка царило необычное оживление, да и быть иначе не могло, ведь Моро запретил гостям покидать пределы его крепости. Дамы в роскошных нарядах прогуливались в парке в сопровождении столь же пышно разодетых слуг, пока их знатные мужья фехтовали на мощеных участках или скакали на своих не ведающих устали конях. Шум голосов, смешавшись с топотом копыт, казался гулче обычного и напоминал гомон на городской площади в ярмарочный день. Но, несмотря на всю эту суету, царило мрачное настроение; нераскрытое убийство графа, словно нарядным саваном, покрывало двор.
Я отыскала Леонардо на дальнем конце зеленой лужайки. Он сидел на каменной скамейке и писал что-то по своему обыкновению справа налево на листе бумаги. При моем приближении он поднял голову и жестом велел мне сесть рядом.
— Вероятно, это поможет в расследовании, — он указал на лист, лежащий между нами и исписанный зеркальным почерком.
— Этот, первый, я заполнил вчера ночью после пира. Здесь перечислены все посетители и участники вчерашнего торжества. Я зачеркнул имена тех, кто, и я могу лично засвидетельствовать, был на игровом поле тогда, когда был убит двоюродный брат герцога.
Просмотрев список, я с изумлением увидела, что он включает примерно двести имен, в том числе мое и остальных учеников. Наши имена были зачеркнуты (и это радовало), как подавляющая часть остальных. Таким образом осталось еще немалое число подозреваемых. Кроме того, в список не вошли имена большинства слуг, скромное положение которых не исключало возможности мщения.
Леонардо нахмурился, и его следующие слова стали отражением моих мыслей.
— Да, хотя этот список и суживает количество возможных убийц, в нем не учтено огромное количество тех, кто, будучи при дворе, не принимал участия в торжествах. Впрочем, это только начало, — произнес он и засунул листок в жакет. — Ну а теперь поведай мне, кого ты видел прошлой ночью и кто возбудил у тебя подозрения.
Я быстро рассказала ему про двух разносчиков и про их явно подозрительный разговор, подслушанный мною. Он слушал с интересом; однако, когда я замолкла, он покачал головой:
— Не сомневаюсь в том, что они замешаны в какой-нибудь гнусной интриге, но не думаю, что они причастны к смерти графа. Если бы они действительно прикончили знатное лицо, особенно родственника Лодовико, их бы давно и след простыл; они бы не остались здесь, рискуя быть найденными и подвергнутыми мучительной казни. На кого еще ты обратил внимание?
— Там было еще одно интересное лицо… знатная дама, судя по платью и манерам.
И я поведала о встречах с женщиной, которую я про себя звала «женщина епископа». Хотя я была более или менее уверена в том, что ее припадок после объявления герцогом о смерти его двоюродного брата был порождением горя, а не радости, меня все же что-то в ее реакции беспокоило. Но, по мере того как я рассказывала о ее поведении, аргументы против нее звучали все сомнительней.
Учитель слушал меня задумчиво и кивнул головой, когда мой рассказ подошел к концу.