Королевский крест
Шрифт:
— Он был груб со мной.
— Да зачем тебе ноты, на самом деле? — негромко произнесла Анна.
Глубокий голос с легкой женственной хрипотцой, чарующий, привлекающий внимание. Анна произнесла слова тихо, но и Эльдар, и Крылов молниеносно обернулись в ее сторону.
— Вот и я говорю! — Леночка, обрадованная тем, что скандала не будет, охотно развила тему: — Жмурова — это имя! При чем тут «Фабрика звезд»? Я сама звезда!
Никита вздохнул и посмотрел на вошедшего в кабинет человека:
— Да, Володя.
— Есть тема, — негромко произнес мужчина.
— Какая?
Безопасностью
— Приехали люди от Давида.
Крылов и Ахметов переглянулись. Анна, уловив возникшее напряжение, поднялась:
— Мужчины, мы подождем вас в ресторане.
— Я не хочу в ресторан, — надула губки Леночка.
— Пойдем, — улыбнулась Анна. — Я совсем забыла рассказать, что на Смоленке открыли новый бутик.
— Чей?
Волшебное слово «бутик» сыграло роль поводка, и можно сказать, что из кабинета Крылова вышла дама с собачкой.
Никита, дождавшись, когда за девушками закроется дверь, посмотрел на Даньшина.
— Кто приехал?
— Шестерки, — небрежно ответил Владимир. — Проверить, не передумали ли мы.
— Я не передумал, — отрезал Крылов. — Все останется как есть.
Давид Цвания был уважаемым и известным человеком в московском игорном бизнесе, владельцем казино «Изумруд», но все знали, что за Цвания стоит Автандил Гори, лидер весьма крупной преступной группировки. «Два Короля» приносили неплохую прибыль, входили в пятерку самых популярных игорных домов города, и не было ничего странного в том, что бизнесом заинтересовались. Крылову и Ахметову поступило предложение поделиться акциями, но друзья уперлись. Когда-то, в лихие девяностые, подобная принципиальность могла стоить им жизни, но теперь предпочитали договариваться, и некоторое время Давид поднимал цену, надеясь, что Крылов и Ахметов одумаются. Когда же это не помогло, прошли довольно жесткие переговоры, в ходе которых стороны решили выяснить отношения за карточным столом. Не самая здравая мысль, конечно, но Гори не хотел шума, и найденный выход был последней возможностью не переходить к горячему конфликту. Никита, которому тоже не хотелось воевать, согласился.
— Все останется как есть, — повторил Крылов. — Мы сыграем.
И его взгляд, как всегда в минуты раздумий, устремился к стеклянным дверцам стоящего напротив стола шкафа — предмета особой гордости Никиты. Триста двадцать семь экспонатов, связанных с азартными играми, прекрасная коллекция, включающая старинные карты и фишки первых казино Лас-Вегаса, гравюры, литографии и книги.
— Мы поставим на кон «Два Короля» и выиграем. — Никита перевел взгляд на Эльдара: — Пожалуйста, съезди к Давиду лично и обсуди с ним все подробности игры.
— О’кей.
— Володя, до среды ты должен быть предельно внимателен: нам не нужны провокации.
— А после среды?
— А после среды будет видно, — усмехнулся Никита, выбираясь из кресла. — Володя, я иду в туалет, а потом в ресторан.
Москва, улица Большая Каретная,
2 ноября, вторник, 23.52
Вернуться из набега на Тайный Город удавалось немногим, да и сама философия этих атак не предполагала возвращения: месть была их смыслом. Напитать проклятые камни ненавистной кровью, убивать, убивать и еще раз убивать. Высушивать, пока не затупятся иглы, пока не станет плохо от украденной силы, переводить дух — и снова высушивать. И погибнуть в бою с карателями. Погибнуть, но показать, что дух Саббат не сломить. Что масаны по-прежнему готовы отдавать жизнь за свободу и никому не удастся накинуть рабский ошейник на гордых воинов ночи.
Возвращались единицы, а потому Людвиг Робене считался в клане настоящей легендой: восемь набегов. Восемь вытатуированных на левом предплечье иероглифов «плак» — «свобода». И восемь шрамов на сердце — скорбь по потерянным друзьям. В каждый следующий набег Людвиг отправлялся еще более ожесточившимся и в то же время — еще более хладнокровным, выдержанным. Он никогда не думал о возвращении, никогда не уклонялся от схваток, но всегда просчитывал шансы, уверенно выбирая наиболее оптимальный способ действий, и покидал Тайный Город со щитом.
А вот Басул Турчи насчет ошейников и поводков не беспокоился, и вся его родня не беспокоилась, и вся семья тоже. И это несмотря на то, что шасы были вассалами Темного Двора столько тысяч лет, что даже Спящий сбился бы, подсчитывая их. Как склочным торговцам удалось прибиться к неуживчивым навам, историки спорили до сих пор. По всем выкладкам получалось, что темные должны были вырезать вечно недовольных всем и вся шасов при первой же встрече. В свою очередь, ненавидящие насилие торговцы обязаны были держаться от беспощадных навов как можно дальше. Но одни не вырезали, а другие не стали держаться подальше, так и жили с тех пор вместе, плечом к плечу преодолевая все катаклизмы, да еще умудрялись сосуществовать со сварливыми эрлийцами и осами, баллады которых могли свести с ума мага любого уровня. Темный Двор иногда сравнивали с кучей ощетинившихся ежей и при этом удивлялись: как получается, что практически все иголки направлены вовне?
Насчет иголок Басул Турчи тоже не волновался. Он продавал сувениры, а не швейные машинки. Басул Турчи беспокоился только насчет того, что начинает накрапывать холодный ноябрьский дождь, а он, задержавшись у телевизора, до сих пор не закрыл витрину металлическими ставнями. В принципе, нехитрая операция легко выполнялась прямо из магазина нажатием пары кнопок на пульте, но нижний край ставен рекомендовалось фиксировать на маленький замочек, что дотошный Басул аккуратно проделывал каждый вечер, перед тем как отправиться спать в квартиру на втором этаже.