Королевский пират
Шрифт:
Лицо Мартина оставалось бесстрастным, Маркус же, глядя на умиравшего, еле сдерживал слезы.
— Кто они? — допытывался герцог, опустившись на колени и наклонив ухо к лицу командующего замковым гарнизоном, который верой и правдой служил ему три десятка лет. — Говори! Нам очень важно это знать, Чарлз!
Мастер клинка собрал последние силы и прерывающимся шепотом ответил:
— Среди них… были… выходцы с Келевана. В том числе… цурани.
— Дезертиры из Ламута? — недоверчиво спросил Маркус.
— Нет. Не воины. — Чарлз слегка повел головой из стороны в сторону. — Отщепенцы. Люди без чести. Наемные убийцы… Бриману Тонг… Они служат всякому, кто платит. — На мгновение он прикрыл
Со стороны сада к ним прихрамывая подошел Энтони. Левая рука его была подвязана широким платком, в правой он Держал жестяное ведро с водой. Гарри поспешно взял у него ведро и вопросительно на него взглянул. Чародей со страдальческой гримасой опустился на колени и приложил ухо к окровавленной груди мастера клинка. Через мгновение он выпрямился и покачал головой.
— Бедняга Чарлз больше не придет в себя. С ним все кончено.
Мартин, не сводя глаз с умиравшего, спросил:
— Что с Фэнсоном?
Энтони поднялся с колен.
— Его убили у входа на конюшню. Он оборонялся от бандитов вместе с несколькими воинами. Их перебили всех до единого. Рульф и его сыновья пытались вывести лошадей во двор, но им это не удалось. Они защищались как могли, но силы были неравны.
— А Сэмюэл?
— Его я не видел. — Чародей пошатнулся, и Николае обхватил его за плечи. Подавив приступ слабости, Энтони отер со лба испарину и едва слышным голосом продолжил:
— Я спал, когда они на нас напали. Меня разбудили звуки сражения и чьи-то крики. Я не сразу понял, откуда они доносились, со двора или из города. Из окна мне почти ничего не было видно. Только я оделся, чтобы бежать во двор на подмогу нашим воинам, как бандиты ворвались в мою комнату и что-то в меня швырнули. — Он махнул здоровой рукой. — Наверное, то был тяжелый боевой топор. Я вывалился из окна и на кого-то упал. На чье-то мертвое тело. И потерял сознание. — Он нахмурился и тяжело вздохнул. — Очнувшись, я отполз в сторону, к крепостной стене. Было нестерпимо жарко, и все вокруг полыхало.
Николас перевел взгляд на Маркуса:
— Что о герцогиней и остальными?
Маркус бесстрастно ответил:
— Моя мать осталась там, — и указал на остов замка, прежде бывший жилищем всей его семьи.
По коже Николаса пробежали мурашки. Он помолчал, собираясь с силами, чтобы задать следующий вопрос. Язык с трудом ему повиновался, и он сдавленно прошептал:
— А Маргарет и… и Эбигейл?
Но Маркус замкнулся в угрюмом молчании, и на вопрос принца ответил Энтони:
— Говорили, что обеих девушек они похитили. Как и многих других молодых людей из крепости. И из города тоже.
— Да, они взяли много пленных, — сказал молодой воин, стоявший неподалеку и опиравшийся на сломанное копье. Все это время он прислушивался к разговору герцога и остальных. — Позвольте мне рассказать вам, что я видел, ваша светлость.
— Говори, — кивнул Мартин.
— Я нес вахту на восточной башне, — начал солдат. — Кто-то подкрался ко мне сзади и оглушил ударом по затылку. Наверное, бандит решил, что я умер, иначе бы он меня точно прикончил. Когда я очнулся и смог подняться на ноги, то сразу выглянул во двор и на дорогу с вершины своей башни. Кругом все горело, замок полыхал, как сноп соломы, всюду лежали убитые. — Он вздохнул и сдвинул брови. — И рядом со мной лежали двое, с которыми я нес вахту. А бандиты вели к причалу целую толпу пленников. Среди них были и девушки, но какие именно, я не разглядел.
— Может, тебе удалось рассмотреть, как выглядели бандиты? — с надеждой спросил
— Я заметил только, что немногие из них, человек пять или шесть, казались уж больно высокими против остальных. На них были легкие кожаные доспехи и вроде как маски на лицах, а еще они все время щелкали длинными кнутами.
— Бичами, — машинально поправил его Гуда. — Я знаю, кто это. — Он повернулся к Мартину:
— Именно так выглядят подручные дурбинских работорговцев, ваша светлость.
— Мы поговорим обо всем этом после, — устало вздохнул Мартин. — А теперь надо прежде всего позаботиться о раненых и похоронить убитых.
Николас и Гарри, не дожидаясь его распоряжений, отправились за водой и через несколько минут вернулись во двор с жестяными ведрами в руках. Вскоре по приказу герцога и Маркуса все, кто мог передвигаться без посторонней помощи, побрели в город. Одиннадцать зданий на его южной окраине, которые были пощажены пожаром, стали для них убежищем. Многих из раненых отнесли на руках и носилках в деревушку на побережье в миле от Крайди.
Умерших сносили на бывшую рыночную площадь, чтобы вечером сжечь их на большом погребальном костре. Работе этой не было конца. Многие из раненых воинов и горожан, переживших набег, испускали дух на руках у тех, кто наконец подоспел к ним на помощь. Спасти этих несчастных были не в силах даже Накор с Энтони.
Николас все это время трудился наравне с другими и даже не заметил, как наступили сумерки. Он помог раненому солдату водрузить тело пожилого горожанина на вершину погребального холма и разбросал вокруг хворост, принесенный из леса. Другой воин светил им фонарем.
— Это последний. Может, за тот час, что мы провели в лесу, их еще прибавилось, — мрачно изрек он, — да все равно пора поджигать. Ведь на дворе почитай что ночь.
Николас рассеянно кивнул и, хромая, побрел прочь с площади. Он не оглянулся, чтобы посмотреть, как солдаты станут поджигать погребальный костер. Ему и без того хватило на сегодняшний день и огня, и дыма, и запаха горелой человеческой плоти. Он знал, что воины и без него справятся со своей печальной обязанностью. Путь его лежал к южной окраине города, где в самом просторном из уцелевших строений — здании новой гостиницы — поселились герцог Мартин, Гуда с Накором и Гарри. Ужас и отчаяние, овладевшие принцем, когда перед ним впервые предстал разрушенный и сожженный город, после нескольких часов изнурительной работы сменились каким-то странным бесчувствием и внутренним оцепенением. Он без содрогания взваливал на спину обезображенные огнем трупы горожан и части разрубленных тел и, машинально переставляя ноги, сносил их на площадь вместе с воинами. Теперь ему казалось, что он навеки, до конца своих дней, останется равнодушен к любым, самым жестоким потрясениям и устрашающим картинам бедствий и страданий, что отныне сердцу его стали одинаково недоступны горести и радости, испытываемые всеми смертными.
Но, проходя по знакомым улицам и то и дело выхватывая взглядом обугленные обломки крыш, стен и печных труб на месте прежних строений, Николас внезапно почувствовал, как на глаза его навернулись слезы. Перед его внутренним взором стали один за другим возникать все те образы, от которых он в течение нескольких прошедших часов тщился уберечь свое сознание и свою память, когда споро и бесстрастно относил убитых на рыночную площадь. Он снова с беспощадной отчетливостью, точно наяву видел перед собой полуобгоревшие тела пожилых мужчин и женщин, трупы детей с отсеченными ногами и руками, и младенцев, чьи головы были размозжены ударом о камни. Ему пришлось носить к костру не только трупы людей, но и не меньше десятка мертвых собак и кошек, пронзенных стрелами неведомых злодеев.