Королевский выбор

Остен Эмилия

У Чарити появилось подозрение, что сейчас она услышит нечто неприятное. Нет, сидеть ей не хотелось. Она тоже подошла к окну и остановилась рядом с принцем. И правильно сделала: он тут же повернулся к ней и взял ее руки в свои.

— Чарити, — произнес он негромко и убедительно, — прошу вас, выслушайте меня. Я собирался рассказать вам эту историю до свадьбы, и сейчас самый подходящий момент. Я не хотел бы, чтобы между нами остались тайны, что бы там ни говорил ваш отец.

Чарити приподняла брови.

— Слушаю.

Ровным голосом, глядя ей в глаза, Рамиро рассказал все.

О том

дне, когда уехал из Флоренции. И почему уехал.

О письмах ее отца.

О том, как было принято решение о женитьбе.

Все, до последнего слова, что заставило мозаику сложиться.

Чарити хотелось плакать. Так вот на что намекала Леокадия, говоря о компромиссе. Принц сказал, что женится, и совет выбрал его. Тонкий ход… или нечто большее? Чарити смотрела прямо в зеленые, казавшиеся сейчас очень темными глаза. Рамиро не отпускал ее рук. До сих пор он ни разу так с нею не говорил, так долго и откровенно.

— Я хотел бы, чтобы вы знали, Чарити. Я принял это решение не потому, что считал, будто Леокадия станет плохой королевой, не потому, что жаждал власти. И не только из-за, что это несет благо Фасинадо. Я решил так, оттого что ваш отец намекнул: вы неравнодушны ко мне. Это, и только это побудило меня решиться. Я понял это не сразу. Но сейчас я четко это осознаю.

Чарити сглотнула.

— Там, во Флоренции, между нами произошло… нечто. Нечто, изменившее меня. Но я считал бесчестным вовлекать вас в политическую игру. Я не хотел, чтобы вы, испытав ко мне интерес, стали в итоге заложницей острова. Моя судьба неразрывно связана с Фасинадо, и вам придется ее разделить. Я решил жениться на вас потому, что хотел, чтобы вы были счастливы.

— А ты? — спросила Чарити, уже ничего не боясь. — Ты будешь счастлив?

— Если ты любишь меня — да, — серьезно ответил Рамиро, — потому что я тебя люблю.

Ее накрыла теплая волна. Чарити глубоко вздохнула, стараясь унять дрожь. Может, ей это снится? Она так часто представляла себе этот миг, что не могла поверить, что он наступил.

— Ты любишь меня? — переспросила она тихим голосом.

— Люблю. Я не сразу это понял. Я боялся, что это не любовь, а лишь мое чувство долга или… Бог знает, что еще. Я так запутался во всем, что произошло, и я никогда не умел сказать или показать…

— Ты все умеешь, — прошептала Чарити. — Ты все можешь, Рамиро…

Ей было все равно, что там за интригу затеял ее отец (спасибо ему, хотя выговора ему, конечно, не избежать). Все равно, что думает Леокадия. А кстати, о ней.

— А Леокадия? Мне временами казалось… — Чарити все-таки смогла это выговорить. — Что она тебе больше, чем сестра.

Рамиро хмыкнул.

— К сожалению, Леокадия так думает. Но она всегда была мне сестрой. Я задумался однажды, что случилось бы, если бы она стала моей женой. Она спрашивала меня: а что, если я возьму англичанку в супруги, а потом встречу настоящую любовь? Будет больно, потому что назад уже ничего не переиграешь. И я представил Леокадию на этом месте и… не ощутил никакого волнения. А ты волнуешь меня, с самой первой встречи. Ты меня просто заворожила.

— И поэтому ты сбежал из Флоренции, — попеняла ему Чарити.

— Каюсь. — Рамиро прикоснулся к ее щеке. — Но я исправлюсь, обещаю. Прости

меня, я действительно был безбожно занят все эти дни. Я освобожусь завтра, и мы поедем с тобой кататься верхом. Я хочу показать тебе остров — или хотя бы ту часть, что успею за завтрашний день. Фасинадо велик, хотя иногда кажется мне таким маленьким. Но я люблю его и хочу, чтобы ты полюбила.

— Я полюбила его в тот же день, что и тебя.

Она подумала — просто подумала — о том своем сне, когда Рамиро стоял рядом с нею на вилле Домина, и журчал фонтан, и было так хорошо и светло. Так еще случится. Все будет. Они в самом начале пути — а дорога длинна, и это так прекрасно.

В следующий же миг губы Рамиро прикоснулись к ее губам, и Чарити стало некогда вспоминать сны. Теперь у нее была реальность.

Леокадия пришла, когда Чарити стояла в свадебном платье перед зеркалом, а вокруг суетилась швея с помощницами — где бы еще подколоть, идеально ли все пришито, хорошо ли лежат складки… Свадебное платье было очень тяжелым и вместе с тем чрезвычайно Чарити шло. Ее шлейф понесут девочки в белых нарядах, похожие на маленьких эльфов.

Завтра. Все это будет завтра.

Два дня назад Чарити стала католичкой — только так можно было сочетаться браком с будущим властителем Фасинадо. Девушка не слишком переживала по этому поводу. Здесь, на острове, она впервые ясно ощутила, что это значит — когда тебя видит Бог.

Все изменилось, и Чарити до сих пор не могла этому поверить. Принц стал с нею таким, каким она его представляла в мечтах. Неизвестно, что открыло ему глаза, но его любовь была бесспорна. Рамиро принялся ухаживать по всем правилам, и это оказалось… красиво. Так красиво, что не могли не заметить обитатели замка. И конечно же Леокадия. Она держалась в стороне, поджав губы, но за день до свадьбы не выдержала.

— Я хотела бы поговорить с тобой наедине.

Чарити, не оборачиваясь, взглянула на принцессу в зеркало.

— Выйдите все! — велела Леокадия слугам. Те в нерешительности замешкались, глядя на свою будущую королеву.

— Выйдите, — мягко сказала Чарити. — Я позову вас.

Подождав, пока за швеями закроется дверь, девушка повернулась к Леокадии.

— Если хочешь что-то сказать, говори. У меня не слишком много времени.

— Послушай, — Леокадия подошла ближе. Ее голос напоминал змеиное шипение. — Сейчас он опьянен. Он решил, что влюбился в тебя. Но это пройдет, и он вспомнит, кто всегда был рядом с ним и кого он на самом деле любит. И тогда твоя жизнь станет невыносимой. Ты знаешь, что это такое — когда человек, которому ты предназначена и которого любишь, не отвечает тебе взаимностью?

— Знаю, — холодно сказала Чарити. — А ты?

Она не могла забыть тех месяцев в Италии, которые прошли после отъезда из Флоренции. Как она тосковала. Как ждала. И как дождалась наконец, — и все оказалось не так уж просто.

— Я знаю об этом все! — почти выкрикнула Леокадия.

— Тогда не стоит больше мучить себя, — мягко произнесла Чарити. — Потому что все изменилось и уже никогда не будет прежним. Ни для тебя, ни для меня, ни для Рамиро.

— Послушай, чужестранка. Ты не знаешь нас. Ты никогда не станешь здесь своей. Что ты принесла острову, кроме денег?