Королевство Полночь
Шрифт:
Но руки дрожали неслышно,
И что-то давило на шею…
Ты знаешь меня много лет,
Суете не подвластен я шибко,
Но я ведь простой человек
И когда-то боялся ошибок…
Ответственность так неподъёмна,
В руках моих – божье творение,
Будто сам Бог на ладонях,
Я чую биение в венах,
И
Там сердце, как птица, наверное,
Сковано клеткой грудною,
Так глухо, так тихо, смиренно.
Родителей так вдохновляла
Их дочка, под гладью холодной
Как будто в конце ритуала
Из чаши достану кого-то…
Но точно не это же чадо,
Кого-то достойнее, чище,
Как будто все эти обряды
Помилуют волей Всевышнего.
Словно всё это забота,
Родительский долг или благо,
И живы мы долгие годы
Как раз из-за этих обрядов.
Во всём этом алчность чья-то,
Доенье библейских заветов,
Чтоб скоро все люди зачаты
Здесь были в гармонии этой.
Во благо всех новых детей
Всего нашего светлого века!
И что-то подобно идее —
«Создание сверхчеловека»
Без самосознанья и воли,
Бесформенно-глупого стада
В удобных цепях и загоне…
Что ж, значит, кому-то так надо:
Достать из болезненных чресл
Здоровое чадо любви…
Селекция общества через
Внушение чувства вины.
Но тогда я не думал глобально,
Я должен был просто крестить,
Ну, а если не бегать по краю,
Однажды должно повезти…
Эта девочка сильно кричала.
От страха кричат даже воины.
День этот стал бы началом
Её вдохновенной истории…
Я окунул её дважды,
Во имя Отца или Сына,
Молитвой запнулся, закашлял,
Продолжил, себя пересилив,
Слегка подкосились колени,
В ушах только детские стоны,
Ужасно виски заболели,
Девочка в чаше бездонной…
И вот этот приторный воздух
Мне голову душит змеёй.
Из толпы кто-то крикнул мне поздно:
И девочка в луже святой
Принимает процесс покаянья,
Глотая в конвульсиях воду.
Звучит так цинично, я знаю.
Сейчас с головою холодной
Могу говорить так жестоко
И прямо, как было на людях.
Когда тебя бьёт большинство, то
Не жди для себя правосудия.
Смерть – не моё упущенье,
Решалось всё в долю секунды.
Не должен просить я прощений,
Что девочку дали с недугом.
Не думай, что я сожалею
И в пору мне брать и топиться,
Но разве тогда, неужели
Я должен считаться убийцей?
Да кто же во власти повесить
Ужасное бремя виновного,
Грешники все мы, и если
Все сами преступники словно?
Случился у девочки приступ,
А люди, убитые горем,
Меня обвинили в убийстве.
И сами родители вскоре
Повесились около храма…
Тогда испугался, что город
Винить меня будет, пока я
И сам себе вены не вскрою…
Однако всё это со временем
Будто забылось народом,
И знаешь, я просто уверен,
Что всё из-за страха пред Богом.
Ведь церковь судить – это кара,
Анафема, муки агоний…
Меня прикрывает не правда,
А то, что на всё Его воля!
Так, может быть, это спасенье
Ребёнка из ада земного?
Однажды все в путь мы последний
Отправиться будем готовы.
Бесстыдно смотрел в эти лица,
Та девочка – свет наш и твердь,
Ну а истина в том, что убийцы —
Все люди, признавшие смерть.
И мне кажется, все позабыли,
Что Бог – не орудие власти,
Что мир не окрасят могилы,
Политые чьим-то несчастьем,