Королевы бандитов
Шрифт:
– Тогда, может, спрячешь свои деньги где-нибудь подальше от дома и солжешь мужу? – вздохнула Гита.
– Я уже подумала об этом на прошлой неделе, когда муж отобрал у меня первую часть заработка. – Фарах сглотнула, и Гита невольно проследила, как у нее на шее дернулся под кожей хрящик. Фарах указала на свою разбитую губу: – Но он нашел, где я спрятала новую выручку. – Она шагнула вперед. – Можно мне войти?
– Зачем? – спросила Гита, машинально отступив в сторону, чтобы ее пропустить.
Фарах наклонилась снять сандалии, и тонкая ткань блузки-чоли натянулась на острых лопатках, будто под ней шевельнулись нарождавшиеся крылышки.
Гита не предложила ей
Две женщины стояли босые друг напротив друга посреди единственной комнаты в домишке Гиты. Фарах подступила ближе, и Гита испуганно сделала шаг назад. Ей не нравилась эта бесцеремонность, как будто Фарах самочинно назначила ее себе в наперсницы. Подругами они никогда не были – Гита покрыла долг Фарах не по доброте душевной, а по необходимости, и вот теперь Фарах добивалась ее внимания с упорством брошенной собаки.
Гите вдруг захотелось сказать ей: имей гордость, хоть капельку достоинства, соберись, таких людей, как твой муж, обкрадывающих своих близких, пруд пруди. Это при том, что Гита всегда старалась не только не вмешиваться в чужие дела, но и не раздавать советы. Совет предполагал некую заботу о человеке, а ее девизом было безразличие.
Но тут Фарах заявила:
– Ты ведь должна помнить, как это тяжело. Рамешбхай тоже все время ходил к Карему раньше, пока…
И желание как-то утешить эту женщину у Гиты пропало напрочь. Фарах осеклась, не договорив, – видимо, запоздало проснулось чувство такта, однако главное уже прозвучало и умолкать было поздно. Разнообразные варианты окончания этой фразы словно закружились по комнате, как оборванные хвостики ящериц, заметались эхом слухи, которыми полнилась деревня, с тех пор как Рамеш пропал: «…пока она не подсыпала ему в еду толченое стекло», «…пока она не выпила из него всю кровь», «…пока она не порубила его тело на куски и не скормила собакам…».
– Да, – наконец вымолвила Гита. – Раньше.
Фарах пора было убираться восвояси, Гите не терпелось захлопнуть за ней дверь, чтобы больше не видеть заплывшего глаза – этого живого упрека – и ее нахальных попыток завязать панибратские отношения. Но Фарах не сдавалась:
– Мне нужна твоя помощь. Одна услуга.
Просьба была настолько дерзкая, что Гита не просто удивилась, а почувствовала что-то вроде завистливого уважения к нахалке.
– В смысле – еще одна услуга? – уточнила она. – У меня больше нет для тебя денег.
– Нет-нет, я не об этом. Мне кажется, я знаю, как отделаться от Самира.
– Вот и славно, – кивнула Гита. – Отделайся. Тогда сможешь вернуть мне долг. – Она начала теснить незваную гостью к двери, как ящерицу нынче днем, разве что не прошлась метлой по босым растрескавшимся пяткам Фарах.
– Нет, погоди. – Фарах проскользнула еще дальше в комнату, и Гита лишь вздохнула. – Ты ведь отделалась от Рамеша. Он напивался и бил тебя, я же знаю. Я видела! Все видели.
– Все видели, – повторила Гита. – И никто ничем не помог.
Фарах поникла головой и будто бы снова оробела:
– Это же были дела семейные…
Гита кивнула:
– Вот и у тебя дела семейные. Всего хорошего, Фарахбен. – Добавлять к имени собеседницы почтительный суффикс «-бен» – «сестра» – от нее вовсе не требовалось, потому что она была старше Фарах. Но таким образом Гита создавала между ней и собой своего рода дистанцию и от этого чувствовала себя комфортнее. Она уже потянулась к дверной ручке.
– Научи меня! – выпалила Фарах; ее здоровый глаз лихорадочно блестел – Гита никогда раньше не видела ее в таком нервном возбуждении. – Я тоже хочу отделаться
– То есть под словом «отделаться» ты имеешь в виду…
– Убить его! – докончила за нее Фарах, и это было слишком пылко и громко, к тому же она сопроводила свое заявление шлепком одной ладони по другой, прозвучавшим неприятно смачно. – Грохнуть. Избавиться навсегда. Прикончить, как собаку. – Она прищелкнула языком, одновременно чиркнув себя по шее большим пальцем.
Гита уставилась на нее во все глаза:
– Ты, часом, по дороге сама-то не закупилась у Карема?
– Разумеется, нет! – На лице Фарах отразилась такая обида, будто сама мысль об этом нравственном преступлении была ей отвратительна. Она тяжело и часто дышала, почти задыхалась.
– Успокойся, – велела Гита.
Фарах кивнула, замахав на разгоряченное лицо ладонями, будто двумя веерами, и быстро забормотала на выдохе:
– Кабадди, кабадди, кабадди…
– Ты что несешь? – опешила Гита.
Дыхание Фарах потихоньку выровнялось.
– Мне это помогает глубже дышать. Ну, знаешь, как в игре [5] . – Она пожала плечами. – Когда я нервничаю или сильно чего-то боюсь, меня это успокаивает. Как будто мантру читаю.
5
«Кабадди» – спортивная игра, появившаяся в Древней Индии и популярная до сих пор. Две команды играют на прямоугольной площадке, поделенной на две части. Рейдер, «нападающий», должен за одну пробежку пересечь срединную линию, дотронуться на половине другой команды до как можно большего количества соперников, чтобы набрать очки, и вернуться на свою половину, обойдя «защитников». При этом пробежку нужно совершить на одном дыхании, то есть на выдохе, без вдоха, в доказательство чего рейдер обязан непрерывно повторять вслух слово «кабадди». Контроль за дыханием здесь построен на пранаяме – одной из йогических практик.
– Твоя мантра – «кабадди»?!
– Ну да, понимаю, звучит странновато…
– Нет, странновато ты вела себя до сих пор, а это уже дико странно! – Гита тоже сделала глубокий вдох. Разговор, который должен был уложиться в две фразы («Спасибо, Гитабен». – «Не за что, Фарах»), превратился в какое-то сумасшествие. И если она позволила собеседнице зайти так далеко, что та уже контроль над собой теряет, неужели виной всему ее, Гиты, неутоленная жажда общения? Так изголодалась по компании, что теперь потворствует Фарах в ее безумии?.. Гита поправила выбившиеся из прически пряди волос и продолжила очень спокойно: – Ты сама не понимаешь, что говоришь, Фарах. Не мни себя Королевой бандитов, ты не она, чтобы убивать мужчин направо и налево. Иди домой и постарайся думать о чем-нибудь другом.
– Я думаю только об этом! – Фарах сжала кулаки – большие пальцы нырнули в них, как головы двух черепах в панцири. Она была похожа на избалованного ребенка, готового удариться в истерику из-за того, что любящие родители отправляют его в свою комнату. – Если не избавлюсь от Самира, я все потеряю – и кредиты, и свой бизнес. Йа’Аллах! [6] Или закончу, как бедняжка Руни. – Фарах поежилась. Даже Гита невольно сглотнула при упоминании о несчастной женщине, которая когда-то была участницей их группы заемщиц.
6
О Аллах! (араб.).