Королевы бандитов

Шрофф Парини

Ну ясное дело – у этой толстухи как будто был встроенный радар, пеленгующий поводы для свежих сплетен и ситуации, которые давали возможность покомандовать. Гита, сделав глубокий вдох, повернулась спиной к Фарах, пока та пыталась содрать с головы пакет.

– О, привет, – с притворной любезностью улыбнулась Гита Салони. – Рам-Рам [26] .

Фарах задышала шумно и прерывисто, а в следующую секунду Гита чуть не выругалась, услышав за спиной ее бормотание:

26

Индуистское приветствие, происходящее от имени одной из аватар Вишну – Рамы.

– Кабадди, кабадди, кабадди…

– Рам-Рам. – Салони стояла в нескольких метрах от них, держа в руке такой же фонарь на солнечных батарейках, как у Гиты. – Так что же вы здесь делаете, а?

– Кабадди, кабадди, кабадди…

– Не сейчас, Фарах, – прошипела Гита.

Салони прищурилась, пытаясь получше их разглядеть в темноте:

– Мне послышалось или она говорит «кабадди»? Вы что, играете?!

– Мы… – начала Гита, но ни одного правдоподобного объяснения в голову не приходило.

Мантра Фарах, видимо, сработала, потому что голос ее был предельно спокоен:

– Мы тут ищем пакет, который случайно выбросила Гита.

– Этот, что ли? – Салони кивнула на розовые лохмотья в руках у Фарах.

Гита откашлялась и, выдернув у Фарах рваный пакет, прижала его к груди:

– Да. Он мне дорог. Как память.

Салони уставилась на нее:

– Я что-то даже не удивляюсь. Ты всегда была чудилой. Но знаешь, если теперь твое имя смешано с грязью, это не означает, что ты должна в буквальном смысле возиться в грязи.

У Гиты от ярости сердце сначало замерло, потом пустилось вскачь. Если тебя называют чудилой в тридцать пять лет, это можно как-нибудь пережить, не бросаясь в драку. Ее взбесило другое – то, что Салони в очередной раз не упустила случая воткнуть нож поглубже в рану и провернуть. Эта женщина получала удовольствие, изводя окружающих.

– А ты-то что здесь делаешь в такой поздний час? – сердито поинтересовалась Гита.

Салони переступила с ноги на ногу:

– Отвечу, хоть это и не твое дело. Мой сынок забыл в школе тетрадь, и разумеется, кроме меня, больше некому сбегать за ней по темноте. – Она встрепенулась. – Но я счастлива помочь деточке. Ведь это такая малость.

– Ибо дар бесценен, – закивала Фарах.

– Радость материнства, – подхватила Салони машинально, устремив взор к небесам. – Ну не благословение ли? Хотя, конечно, очень утомляет. Порой я думаю: «Салони, как тебе вообще удается воспитывать этих детей и одновременно заниматься бизнесом?»

– Да ты просто богиня! – пылко заверила Фарах.

– Ох ты ж божечки… – пробормотала Гита.

– Да ладно вам, – отмахнулась Салони, но, подумав, все же согласилась: – Пожалуй, что-то божественное во мне есть. Но все мучения ради детей того стоят, уж поверьте. Я всегда говорила: пока не вернешь долг природе, создав новую жизнь, будешь чувствовать себя неполноценной.

Гита, не сдержавшись, прыснула

от смеха и уже ждала, что Салони, открывшая свой гадючий рот, сейчас забрызжет ядом в ответ, но та, прищурившись, перевела взгляд на Фарах.

– Не знала, что вы такие подружки, – сказала Салони.

– О, мы как сестры, – отозвалась Гита. – Поэтому я величаю ее «бен».

Бровь у Салони выгнулась под прямым углом:

– Да ты ко всем женщинам так обращаешься.

– Не ко всем, Салони.

На демонстративное отсутствие почтительного суффикса после своего имени Салони ответила хмурым взглядом. Ветер принес к ее ногам обертку от печенья, и она отбросила бумажку пинком.

– На твоем месте, Фарах, я бы поменьше копалась в мусоре и побольше думала о том, как буду возвращать деньги рассчитавшейся за тебя с кредитным инспектором премногоуважаемой Гитабен.

Фарах тотчас поникла, а Салони с чувством выполненного долга удалилась. До сих пор Гита была слишком озабочена собственным статусом парии, чтобы обращать внимание на то, что и Фарах находится не в лучшем положении. Она схлопнула надутый ветром розовый пакет, представив себе, что это голова Салони.

Фарах тем временем повернулась к ней, прижав руки к груди и глядя на Гиту сияющими глазами.

– Ты правда считаешь, что мы как сестры? – с надеждой спросила она.

Гита закашлялась.

– Вот кого надо было бы прикончить в первую очередь, – кивнула она в том направлении, куда ушла Салони, – а не твоего мужа. Сука паршивая. «Салони, как тебе вообще удается воспитывать этих детей и одновременно заниматься бизнесом?» – передразнила Гита. – Ну даже не знаю, может, все благодаря твоему богатенькому муженьку, а, Салони?

– Что вы тут вообще устроили? – недоуменно нахмурилась Фарах.

– Ты о чем?

– Вы так откровенно наезжали друг на друга, как будто у вас взаимная неприязнь…

– И что? Салони вообще никому не нравится, все только притворяются, что хорошо к ней относятся, а на самом деле ее просто боятся.

– Я ее не боюсь.

– Да уж у тебя есть жупел пострашнее.

– О, я вовсе не считаю тебя жупелом…

– Я не про себя, – возмутилась Гита, – а про твоего мужа!

– А… Ну да, конечно. – Фарах закашлялась. – Но я имела в виду, что вы ведь по правде друг друга ненавидите, и давно, верно? Прямо-таки сильно друг друга не любите. Ну, бывает, конечно, что не любят кого-то… не знаю, кого-нибудь противного. Но обычно такая нелюбовь проявляется только в присутствии этого человека, а потом он уходит, и о нем больше не думают. А у вас с Салони какая-то неистребимая взаимная ненависть.

– Ты к чему клонишь-то?

– К тому, что, по моему опыту, за такой ненавистью всегда скрывается увлекательная история.

– И что?

– А то, что я обожаю увлекательные истории.

– Я тут не для того, чтобы тебя развлекать, Фарах. Мы обе пришли сюда с одной конкретной целью.

Фарах вздохнула:

– Я тебе не враг, Гитабен, не надо так со мной. Ты оказываешь мне великую услугу, великую-превеликую, а я просто стараюсь облегчить тебе задачу. Ведь если мы подружимся, все будет проще. Между настоящими друзьями обычно все легко и просто, знаешь ли.