Королевы бандитов
Шрифт:
Салони села, расправив плечи и подняв подбородок, – Гита определила бы это как боевую стойку, даже если бы не знала эту женщину всю свою жизнь.
– Простить? А кто сказал, что мне нужно твое прощение? Я…
– Ты должна была вспомнить обо мне, Салони. У тебя были друзья, семья, муж. А у меня не было никого. Я была одна, совершенно одна. Была и осталась.
– Откуда мне было знать, что тебя это не устраивало? Кто мог об этом догадаться? Ты вела себя так, будто у тебя дела лучше всех на свете!
– Эй, ты меня с собой не перепутала?
– Как будто это возможно, – высокомерно фыркнула Салони.
–
Салони выглядела так, словно готова была лопнуть от ярости. Но вместо этого она величаво нацелила перст в ночную тьму:
– Убирайся из моего дома.
– Я не в твоем сраном доме. У тебя воспитания не хватило даже на то, чтобы пригласить меня войти.
Салони издала очередное фырканье, преисполненное глубокого отвращения:
– Какая же ты зануда! Всегда такой была. Иди уже отсюда.
– О, с удовольствием. – Гита не снимала сандалии, поэтому не пришлось тратить время – четыре шага, и она оказалась на земле.
Бандит залаял, встревоженный разговором на повышенных тонах.
– Ты что, притащила свою грязную шавку ко мне в дом? – взвизгнула Салони.
– Ой, заткнись. Моя собака чище твоих детей!
Салони, вскочив, уперла кулаки в обширные бедра и одарила Гиту слащавой улыбкой:
– Идеальная парочка – две редкостные суки!
– Дура. Это кобель.
– Ты почему еще здесь вообще?
– Жалко, что Карва-Чаутх бывает не каждый день, а то лишний пост помог бы тебе похудеть хоть чуть-чуть.
– Гадхэди [85] . Ты попробуй родить двоих и остаться стройняшкой. – Салони, прикрыв глаза, прижала ладонь к груди. – Но счастье материнства, конечно же…
– Высшая, блин, награда. Всем известно.
– Только не тебе.
Казалось, от их ярости искрит воздух. Гита свирепо прищурилась:
– О, как я тебя ненавижу!
– Я тебя ненавижу в два раза сильнее! И всем сердцем надеюсь, что Фарах грохнет тебя сегодня же ночью!
85
Ослица (гуджарати).
– Да уж лучше сдохнуть, чем еще раз увидеть твою жирную морду!
– Взаимно!
– Бандит! – взревела Гита. – Взять!
Салони охнула, но оказалось, что бояться ей нечего – в тот момент Бандит был озабочен изучением собственных гениталий.
Всю дорогу домой Гита клокотала от ярости. Сначала ее послал Карем, теперь Салони. Фантастика! Она в очередной раз продемонстрировала свою блистательную способность к общению с людьми. В каком таком временном помешательстве она решила обратиться за помощью именно к Салони, к ней одной из всех людей на земле? Страх лишил ее возможности соображать, и она в отчаянии помчалась к Салони, как брошенная собака, которая пытается найти хозяев.
Бедный Бандит был не готов к разбушевавшейся буре: когда они пришли домой, Гита принялась метаться по комнате, выкрикивая в адрес Салони такие эпитеты, которые раньше и шепотом не решилась бы произнести. В ассортименте были «долбаная свиноматка», «луковая жопа», «жирная мандавошка», «тухлое отродье гнилого семени», «ящерицын хер», «ящерицына пипка», «ящерицына дырка в заднице». Лишь исчерпав свои познания в анатомии ящериц, Гита замолчала и в изнеможении рухнула на кровать.
Бандит, парень сообразительный, предпочел пока из-под кровати не вылезать.
– Ладно, – прохрипела Гита в его адрес. – Черт с тобой. Ты такая же бесполезная тварь, как она.
14
На следующий день Салони прислала за Гитой своего сына. Они не были знакомы, но Гита видела этого мальчика, когда он играл с другими деревенскими детьми, и узнала по глазам. Глаза у него были каре-зеленые, не такие светлые, как у Салони, но той же формы и с густыми длинными ресницами, настолько пышными, что казалось, будто веки подведены сурьмой. Такая роскошь выглядела неуместной на лице ребенка, как гламурный хвост Бандита был неуместен для бродячей собаки. Гита молча стояла и смотрела на мальчика; странно было, что дитя Салони ходит по земле и остается для нее, Гиты, совершенно чужим. В какой-нибудь параллельной вселенной этот мальчик с пеленок называет ее Гита-маси – «тетя Гита». В той же вселенной она участвует в его воспитании. А в этой они друг другу никто.
Почти все утро она провела перед зеркалом на дверце шкафа, выщипывая жесткие волоски на подбородке, которые вдруг настырно полезли год назад непонятно с чего; на них приходилось охотиться, вертеть головой, чтобы поймать солнечный свет. Гита злилась, неловко орудуя пинцетом, и сочиняла монолог со всеми своими претензиями к Салони, как то: Салони могла бы использовать свой авторитет у местных жителей во благо, к примеру, для того, чтобы помочь Гите и Руни, а она лишь сеяла зло; Салони – безжалостная эгоистка; у Салони нет ни одной подруги. Слово «подруги» она заменила на «союзницы», одновременно победоносно выдернув наконец упрямый черный волосок. В этот момент и раздался стук.
– Чего тебе? – проворчала Гита, открыв дверь, перед которой стоял мальчик.
Он опасливо попятился:
– Пожалуйста, не делайте так, чтобы мои кишки поджарились и вывалились из попы.
Тут она могла бы закатить глаза и захлопнуть дверь, но такого Гита о своих способностях еще не слышала и не могла не оценить полет воображения.
– Ладно. Твои кишки останутся на месте.
– Спасибо. – Он на мгновение закрыл глаза и облегченно вздохнул. – Мама сказала, что вы должны срочно к ней прийти.
– Меня не волнует, что говорит твоя мама.
– Почему вы такая злая?
В доме тявкнул Бандит, и круглое лицо мальчика просияло:
– Эй, у вас там собачка? Я люблю собачек, но мы не можем завести питомца, потому что у мамы аллергия на шерсть.
– У твоей мамы аллергия только на здравый смысл, – фыркнула Гита.
Мальчик попытался заглянуть в дом:
– А снеки [86] у вас есть?
«Безобразие», – мысленно ужаснулась Гита. Все-таки то, что этот невежа в коротких штанишках вырос без ее воспитания, было большим упущением.
86
Снеки – готовые закуски, от сладостей до чипсов.