Короли абордажа
Шрифт:
После мирного завершения противоборства с неудачником Лепидом, Октавиан завладел всей северной Африкой (так называемой Киреаикой). Теперь окончательному объединению империи мешал лишь Антоний, владевший восточными провинциями Средиземноморья.
— Что будем делать дальше? — поинтересовался Агриппа у Октавиана.
— Разделаемся с Антонием! — нервно вскинул тот голову.
— Может, попытаться решить дело миром?
— Я никогда не сяду за стол переговоров с тем, кто поддерживал Помпея, к тому, кто бросил и тем опозорил мою сестру, предпочтя ей распутную египетскую царицу!
— Ты
— Да, я честолюбив! — гордо вскинул голову Октавиан. — Но ровно настолько, чтобы восстановить власть Рима в ее полном величии! Тот же, кто не хочет поддержать меня в этом, может уйти на покой и наслаждаться прелестями деревенской жизни!
— Я пойду с тобой до конца! — приложил руку к сердцу Агриппа. — Мы оба нужны друг другу!
— Не знаю уж, как нужен я тебе! — рассмеялся Октавиан, хлопнув своего старого соратника по плечу. — Но то, что ты нужен мне — это уж точно!
Отношения между былыми соратниками Октавианом и Антонием все последние годы были весьма напряженными, когда же Антоний прогнал от себя свою законную жену Октавию, объявив своей женой Клеопатру, и начал направо и налево раздавать царства ее незаконным сыновьям, всякие отношения между бывшими друзьями прекратились.
Плутарх об этом писал так: «В Рим Антоний отправил своих людей с приказом выдворить Октавию из его дома, и она ушла, говорят, ведя за собой всех детей, плача и кляня судьбу за то, что и ее будут числить теперь среди виновников грядущей войны. Но римляне жалели не столько ее, сколько Антония, и в особенности те из них, которые видели Клеопатру и знали, что она и не красива, и не младше Октавии».
Изгнание Октавии было прямым вызовом ее брату Октавиану. К чести Октавиана надо признать, что он все же попытался, хотя бы формально, но решить дело по мирному, подав на Антония жалобу в римский сенат, с которым бывшие триумвиры еще кое-как считались. Сенат решил вопрос в пользу Октавиана, и Антоний вынужден был бежать в Египет, где приступил к подготовке войны. Любопытно, что римляне любили грубоватого, но веселого Антония и не переносили умного и старательного Октавиана. Зная это, Октавиан сделал все, чтобы изменить ситуацию на противоположную.
К 32 году до н. э. ситуация между противниками обострилась до предела. Дело в том, что за время своего правления в Восточном Средиземноморье и долгих войн с парфянами Антоний собрал под началом отборную армию ветеранов и мощный флот. Сборным пунктом всех своих сил он назначил греческий порт Эфес, куда и прибыл вместе с Клеопатрой.
Помимо огромных антониевских октеров и декатеров, снабженных сильными таранами и мощным «броневым» деревянным поясом, вооруженных тяжелыми катапультами, туда прибыл и египетский флот, состоявший из легких и быстроходных судов. Всего под началом Антония было более 670 кораблей различных рангов. Это была огромная сила.
Всему этому Октавиану было почти нечего противопоставить. Италия была истощена войной с Помпеем, войска были разбросаны, а бывшие помпеевские и лепидовские легионы не отличались надежностью. Однако Антоний и не думал нападать, а предавался разгульной жизни в Афинах. При этом он настолько уверовал в свое могущество, что открыто попирал римские нормы поведения.
— Антоний ведет себя не как римский полководец, а как персидский царь, погрязший в роскоши и разврате! — сетовали его былые соратники и отъезжали к Октавиану.
Сам Антоний в минуты откровенности говорил:
— Пусть уезжают! Я нисколько не боюсь Октавиана. Он слишком тугодумен, чтобы победить меня. Однако если признаться честно, то я весьма опасаюсь Агриппу, ибо только он умеет совершать невозможное!
Осенью 32 года до н. э. Атоний наконец переправил свои войска на Керкиру (ныне остров Корфу), намереваясь оттуда нанести удар по Италии. Но едва его флот вышел в море, как на горизонте внезапно появились дозорные корабли римлян.
— Это Агриппа! — пронесся гул по антониевскому флоту.
— Это Агриппа! — горестно вздохнул Антоний и велел разворачиваться на Керкиру. Панически боясь нападения Агриппы, Антоний вскоре вообще ушел в Грецию. Туда он стянул все свои морские и сухопутные силы. Армию Антоний расположил на побережье Ионийского моря, а флот при входе в Амбракийский залив (ныне залив Арта) у мыса Акциум.
Поразительно, но одного имени римского флотоводца оказалось достаточно, чтобы сорвать вторжение неприятеля в Италию!
— Рим спасла слава Агриппы! — говорили тогда римляне, и в этих словах не было ни капли преувеличения.
Все это время Октавиан и Агриппа деятельно готовились к предстоящей войне. Усиливались легионы, строились корабли. Денег на это не жалели, когда их не хватало, вводили новые налоги, а недовольство подавляли со всей беспощадностью. Что касается Агриппы, то он вновь поразил всех своей проницательностью.
— Раньше мы ломили противника своей мощью, теперь будем бить маневром! — наставлял он корабельных начальников. — У Антония корабли неповоротливы, как раньше и у нас. Таранить нас будет не легко, мы же будем жечь врага зажигательными снарядами. Мы станем кружить вокруг антониевсих колоссов стаями вертких кораблей и атаковать только тогда, когда это будет выгодно нам!
— Как волки! — вставил кто-то.
— Именно как волки, волчьими стаями! — согласился Агриппа. — Волчица некогда вскормила отцов Рима, а теперь волчьи стаи даруют ему небывалое доселе величие!
Прижимистый в деньгах Октавиан никак не мог понять, для чего его соратнику нужна революция в морском деле. Он долго сопротивлялся и уступил лишь тогда, когда Агриппа пригрозил его покинуть.
Весь свой старый флот Агриппа, несмотря на продолжавшиеся вздохи Октавиана, пустил на дрова, а за пять лет отстроил новый. Вместо тяжелых малоповоротливых «линкоров»-декатеров, теперь основу римского флота составляли более мелкие, но более быстроходные и маневренные либурны-триремы. К неожиданному для многих выводу Агриппа пришел во время небольшой войны с мореходами-иллирийцами, которая произошла в 33 году до н. э. Именно там наблюдательный Агриппа убедился, каким грозным оружием могут стать маленькие, но быстроходные суда в умелых руках. Этого наблюдения было достаточно, чтобы римский флотоводец сделал свой выбор. Решение это было, что и говорить, воистину революционном. И чтобы решиться на такое, надо было быть очень твердо уверенным в своей правоте. У Агриппы таковая твердость была.