Короли абордажа
Шрифт:
Этот бой у Артемисия дался грекам чрезвычайно тяжело. По существу он завершился боевой ничьей, противники дрались до позднего вечера, а затем разошлись на старые позиции. Но потери эллинов были на сей раз очень значительны. Персы явно начинали приобретать необходимый боевой опыт. Действия их флота с каждым днем становились все более и более боеспособными.
Погибших афинян Фемистокл велел свезти на Эвбию и с почестями сжечь их тела подле храма Артемиды. На одной из поставленных у храма стел начертали возвышенные элегические строки:
Всяких людей племена из далеких пределов азийских Славных афинян сыны некогда в битве морской Здесь усмирили, а после погибели полчищ мидийских Знаки воздвиглиПомимо большой потери в людях, почти половина союзного флота после боя едва держалась на воде. Было совершенно очевидно, что персы от сражения к сражению также стали набираться опыта и умения. Продолжение битвы за море не обещало быть легким. Она, по существу, еще только начиналась по-настоящему.
Вторым боем за Артемисий Фемистокл был удручен. Персы, к его огорчению, оказались весьма сильны и, кажется, уже начали оправляться от начальных неудач. Надо было срочно что-то предпринимать, но что? Обратимся к Геродоту. Он пишет. «Размышляя над происходящим, Фемистокл понял, что, если привлечь на свою сторону ионийцев и карийцев, варваров можно легко одолеть. Фемистокл собрал эллинских военачальников и объявил им, что у него есть средство, с помощью которого он собирается переманить доблестнейших союзников царя на свою сторону… все выполняли распоряжение Фемистокла…»
По существу афинский флотоводец вновь сосредоточил в своих руках фактическое руководство флотом. И хотя номинальное командование по-прежнему находилось в руках безынициативного и нерешительного Еврибиада, реально всем опять руководил неутомимый Фемистокл.
А вот оценка событий у Артемисия в устах биографа Фемистокла Плутарха: «Происшедшие тогда у пролива бои с персидским флотом большого влияния на общее положение дела не оказали, но в отношении боевого опыта были очень полезны для эллинов, на деле, среди опасностей убедившихся, что ни многочисленность судов, ни блестящие украшения их многочисленных знаков, ни хвастливые крики или боевые персидские гимны не представляют ничего страшного для мужей, умеющих схватиться с врагом и отважившихся идти в бой. Следует лишь, пренебрегши всей этой видимостью, подходить вплотную к врагам и биться с ними грудь с грудью».
А древнегреческий поэт Пидар воспоет героику этих первых морских боев с персами:
Здесь афинян сыны заложили краеугольный Камень свободы своей…. Ибо отвага — начало победы…В это время до флота доходит и известие об итогах трагических событий у Фермопил. Теперь с проникновением войска Ксеркса нахождение греческого флота у Артемисия теряло всякий смысл. Надо было отходить на юг, прикрывая берега, к которым уже спешили вырвавшиеся на просторы Аттики персы. По предложению Фемистокла решено было перерезать весь находившийся на Эвбеи скот, чтобы он не достался персам. По началу местные жители были против, но Фемистокл съехал на берег и в длинной пламенной речи убедил их, что гораздо лучше отдать мясо своим, чем придут чужие и заберут все силой. По существу, эта была испытанная впоследствии временем и множеством войн тактика выжженной земли, которую и начал с успехом применять против персов афинский стратиг.
Отходил греческий флот в полном порядке и боеготовности. В авангарде — каринфяне, прикрывал отходящих отборный отряд афинских триер.
Сам Фемистокл же тем временем занялся исполнением своего замысла. Отобрав несколько наиболее быстроходных афинских триер, он направился с ними вдоль берега, останавливаясь в местах, где, по его разумению, неприятельский флот мог пополнять запасы пресной воды. Там по его приказу на прибрежных скалах высекались видимые издалека надписи: «Ионяне! Вы поступаете несправедливо, воюя со своими предками, помогая варварам поработить Элладу. Переходите скорее на нашу сторону! Если это невозможно, то, по крайней мере, хоть сами не сражайтесь против нас и упросите карийцев поступать так же. Если вы не можете сделать ни того, ни другого, если вы скованы тяжелой цепью принуждения и не в силах ее порвать, то сражайтесь с нами, трусы, когда дело дойдет до битвы. Но не забывайте, что из-за вас пошли у нас раздоры с персидским царем».
Глядя, как усердно долбят камни мобилизованные для этой не простой работы воины, своим помощникам умный Фемистокл говорил:
— Если нам не удастся переманить на свою сторону ионийцев, то, по крайней мере, мы наверняка убедим Ксеркса в их неверности, а там что Зевс даст!
Персы некоторое время ждали новой атаки греков, но к ним прибыл на лодке лазутчик и сообщил приятную новость: греки покинули Артемисий. Персы, поначалу, даже не поверили сообщению, столь велики были впечатления о недавней яростной схватке и решимости противника. Лазутчик был даже взят под стражу. Но отправленный в разведку небольшой отряд вскоре привез подтверждение: греки ушли!
Утром следующего дня персы снялись с якоря и двинулись вперед. Проходя мыс Артемисий, отнявший у них столько сил и жизней, они приносили жертвы пленниками и читали молитвы своим богам. Когда же с кораблей отправились лодки с амфорами к устьям прибрежных речушек, стал приводиться в жизнь и план Фемистокла. Ионийцы и картийцы, да и не только они, читали эмоциональное послание афинского флотоводца и начинали задумываться над страшной сутью происходящего. Теперь на ионийских кораблях кипели настоящие страсти: все обсуждали случившееся, послание Фемистокла и свою роль в происходящей братоубийственной войне. По-своему отреагировали на все это и персы. С бортов их кораблей с тревогой и опаской они взирали теперь на отряды своих союзников. При постановке на якорь персы старались как бы ненароком, но окружать ионийцев, а заодно и карийцев тесным кольцом верных кораблей, боясь не только внезапного бегства, но уже и внезапного нападения. Да и за пополнением запасов воды их старались теперь под разными предлогами не пускать, лишая возможности читать новые и новые воззвания Фемистокла. Семена сомнения и раздора, брошенные флотоводцем, начали давать всходы, может быть даже гораздо быстрее, чем этого ожидал и он сам.
По ходу плавания персидский флот вскоре достиг Гистиеи, где изрядно оголодавшие из-за действий Фемистокла толпы персов как саранча быстро опустошили все прибрежные селения и захватили ряд приморских городков.
Некоторая часть кораблей была задействована для перевозки на экскурсию к Фермопилам тех моряков, кто пожелал поглядеть на груды убитых греков. Соответственно перед этим еще большие груды мертвых персов были закопаны. В желающих поглядеть на мертвых спартанцев отбоя не было. Таким образом, Ксеркс решил укрепить моральный дух своего флота. И это ему удалось. Теперь на флоте царило совершенно иное настроение, и ходили совершенно иные разговоры.
— Пора б и нам добраться до греческого золота, а то сухопутные все заграбастают себе! — говорили одни.
— Нечего прохлаждаться на якорях! Пора идти вперед, добить наглецов и поживиться в Афинах! — поддерживали их вторые.
— Да! — мечтательно закатывали кверху глаза третьи. — Там есть чем поживиться!
Тем временем эллинский флот, покинув мыс Артемисия, перешел к острову Саламин. На стоянке у острова настоял Фемистокл и другие афиняне, которые хотели успеть забрать свои семьи и перевезти их в более безопасное место из Аттики. Едва триеры бросили свои камни на дно, морские стратиги съехали на берег узнать последние новости. Новости были неутешительные. Персидские полчища уже растеклись по всей Аттике и быстро продвигались к Афинам Пелопоннесское ополчение, которое совет триерархов предполагал увидеть в Беотии, там так и не появилось. Пелопоннесцы укрепляли проходы на собственный полуостров, особенно не заботясь о судьбе остальной Греции. В Афинах царило уныние и растерянность. Нужен был лидер, который бы мог что-то предпринять, и таковым конечно же стал Фемистокл. Вначале наварх попытался внять голосу разума своих сограждан, но афиняне не торопились покидать дома и бросать все на разграбление, наивно полагая, что все, может быть, как-то обойдется само собой. И тогда, согласно Плутарху, произошло нечто из ряда вон выходящее: «Тогда Фемистокл, будучи не в силах сдвинуть с места толпу человеческими доводами, решил явить ей, как это делается с помощью театральной машины в трагедии, знамения божеств и прорицания. В качестве знамения использовал он случай со священной змеей, исчезнувшей, кажется, в те дни из святилища. Жрецы, найдя нетронутым отборный корм, который ежедневно клали перед змеей, объявили, по наущению Фемистокла, народу, что богиня покинула город и зовет за собой афинян к морю. И еще раз воздействовал он на народ изречением оракула, толкуя его так, что слова „деревянные стены“ ничего другого не означают, как только корабли, а бог потому-то и назвал Саламин божественным, а не несчастным или страшным, что имя это дано ему будет в память великой удачи эллинов».