Короли и капуста (сборник)
Шрифт:
Гудвин снял шляпу и с характерной для него непринужденной естественностью присел на краешек стола. В правой руке он небрежно держал зажженную сигару. Он избрал свою обычную манеру поведения, так как был уверен, что с мисс Гилберт не обязательно тратить время на обмен любезностями. Он знал историю ее жизни, знал и о том, как мало значили для нее всякие условности.
– Добрый вечер, – сказал он. – И давайте, мадам, сразу приступим к делу. Я не буду называть имен, но мне известно, кто находится в соседней комнате и что у него в саквояже. Именно поэтому я здесь. Я прибыл, чтобы продиктовать вам условия капитуляции.
Леди не пошевелилась и не промолвила ни слова – она неотрывно смотрела на сигару в
– Мы, – продолжал он диктовать условия, слегка покачивая правой ногой и глубокомысленно изучая свою аккуратную туфлю из оленьей кожи, – а я говорю от имени большинства людей, требуем возвращения украденных средств, которые по закону принадлежат нам. Фактически мы почти ничего больше и не требуем. Согласитесь, условия достаточно простые. При этом я, как уполномоченный представитель, обещаю, что, если они будут приняты, всякое наше вмешательство в вашу личную жизнь немедленно прекратится. Отдайте деньги, и мы позволим и вам и вашему спутнику уехать, куда пожелаете. Мы даже поможем вам сесть на любое уходящее из страны судно, по вашему выбору. От себя лично позвольте мне добавить самые горячие поздравления для джентльмена из десятого номера – я просто восхищен его вкусом в отношении женской красоты.
Снова поднеся сигару ко рту, Гудвин взглянул на леди и увидел, что глаза ее напряженно и многозначительно следят за всеми движениями сигары. Несомненно, из всего того, что он только что сказал, она не слышала ни слова. Он понял, в чем дело, щелчком выбросил сигару в окно и с неловким смешком слез со стола.
– Так лучше, – сказала леди. – Теперь я могу вас выслушать. А сейчас второй урок хороших манер – назовите имя человека, который меня оскорбляет.
– Прошу прощения, – сказал Гудвин, опершись одной рукой об стол, – но у меня в распоряжении слишком мало времени, чтобы посвящать значительную его часть изучению этикета. Ну же! Я взываю к вашему здравому смыслу! Вы уже не однажды успели доказать, что отлично умеете разбираться, в чем именно состоит ваша выгода. Вот как раз подходящий случай применить ваши незаурядные способности. Здесь нет никакой тайны. Я – Фрэнк Гудвин, и я пришел за деньгами. Случай распорядился так, что я вошел именно в эту комнату. Если бы я вошел в номер десятый, деньги были бы уже у меня. Вы хотите, чтобы я изложил вам суть дела? Извольте. Джентльмену из десятого номера доверяли, но он не оправдал оказанного ему высокого доверия. Он украл у людей огромную сумму, и мой долг не допустить, чтобы они потеряли свои деньги. Я не говорю, кто этот джентльмен, но если мне придется его увидеть и окажется, что это некое высокое должностное лицо республики, моей обязанностью будет арестовать его. Дом окружен. Я предлагаю вам очень гуманные условия. Нет даже необходимости в том, чтобы я лично встречался с джентльменом из десятого номера. Просто принесите мне саквояж с деньгами, и будем считать инцидент исчерпанным.
Леди поднялась со своего стула и несколько минут стояла в глубокой задумчивости.
– Вы живете здесь, мистер Гудвин? – спросила она затем.
– Да.
– Каковы ваши полномочия? На каком основании вы ворвались сюда?
– Я действую от имени республики. Мне сообщили по телеграфу о прибытии… джентльмена из десятого номера.
– Могу я задать вам два-три вопроса? Хоть вы и не особенно воспитанны, но вы кажетесь мне человеком откровенным. Что представляет собой этот город? Коралио – кажется, они так его называют?
– Ну не такой уж это и город, – сказал Гудвин с улыбкой. – Банановый городишко. Самый обычный банановый городишко. Тростниковые хижины, глинобитные домики, пять-шесть двухэтажных зданий, порядочных гостиниц нет вовсе. Население – метисы, карибы и чернокожие. Никаких достопримечательностей, развлечений тоже никаких нет. Довольно дикие нравы. Но это, конечно, лишь беглая зарисовка.
– А есть ли какие-нибудь причины, например, общественные или деловые, которые могли бы побудить человека поселиться здесь?
– О, да, – ответил Гудвин, широко улыбаясь. – Здесь не нужно пить чай в пять часов, как того требуют светские правила, здесь нет шарманок, здесь нет универсальных магазинов – и здесь не действуют международные соглашения о выдаче преступников.
– Он говорил мне, – продолжала леди, как будто обращаясь сама к себе, и немного нахмурившись, – что здесь, на побережье, большие и красивые города, приятное общество, очень культурные люди – особенно американская колония.
– Здесь есть американская колония, – сказал Гудвин, глядя на нее с некоторым удивлением. – Некоторые из колонистов очень милые люди. А другие бежали из Штатов, спасаясь от суда. Так, навскидку, могу назвать вам двух бывших банкиров, пару-тройку убийц, одного армейского казначея, подозреваемого в растрате, и одну вдову, подозреваемую, кажется, в отравлении мышьяком. Сам я тоже принадлежу к американской колонии, хоть и не успел пока прославиться каким-нибудь особенным преступлением.
– Не теряйте надежду, – сухо сказала леди, – в вашем сегодняшнем поведении я вижу отблески вашей будущей славы. Произошла какая-то ошибка, я только не пойму, где именно. Но его сегодня вам не следует тревожить. Это путешествие утомило его до такой степени, что он уже уснул, думаю, даже не раздеваясь. Вы говорите о каких-то украденных деньгах! Я не понимаю вас. Произошла какая-то ошибка. Я докажу вам. Оставайтесь здесь, сейчас я принесу этот саквояж, о судьбе которого вы так печетесь, и покажу его вам.
Она двинулась к закрытой двери, которая соединяла две комнаты, но остановилась и, наполовину обернувшись, одарила Гудвина очень серьезным и внимательным взглядом, а потом растерянно улыбнулась.
– Вы вломились в мою дверь, – сказала она, – ведете себя как хулиган, предъявляете мне такие гнусные обвинения, и все же… – она запнулась, как будто хотела что-то сказать, но раздумала и несколько скомкано окончила фразу, – и все же… это довольно странно… я уверена, что произошла какая-то ошибка.
Она шагнула к двери, но Гудвин остановил ее, мягко положив руку ей на плечо. Я уже говорил, что на улицах женщины оборачивались, чтобы посмотреть на него. Он был белокурый викинг – высокий, красивый, добродушно-свирепый. Она была гордой брюнеткой, а лицо ее сейчас то краснело, то бледнело, по мере того, как менялось ее настроение. Я не знаю, блондинкой или брюнеткой была Ева, но я уверен в том, что если в райском саду находилась именно такая женщина, то яблоко просто не могло остаться несъеденным. Этой женщине суждено было стать его судьбой, и хотя Гудвин этого пока не знал, но, наверное, именно в этот момент ощутил он первый пинок этой самой судьбы, потому что сейчас, когда он смотрел на нее и говорил, каждое его слово оставляло у него во рту противный горький привкус.
– Если и произошла какая-нибудь ошибка, – произнес он с жаром, – в этой ошибке виноваты вы! Я не могу обвинять этого человека, который бросил свою страну, утратил свою честь и вот-вот потеряет свое последнее жалкое утешение – украденные им деньги. Я обвиняю вас! Ибо – клянусь Небесами! – я могу очень хорошо понять, как он до этого дошел. Я могу его и понять, и пожалеть. Это такие женщины, как вы, усыпают сие убогое побережье обломками бывших мужчин – несчастными отчаявшимися изгоями, это такие, как вы, заставляют их забыть свой долг, это такие, как вы…