Короли локдауна
Шрифт:
— Хорошо, — сказал я, тоже отбрасывая перчатки в сторону. — Но не бей меня по яйцам, даже если это твоя самая эффективная тактика.
У нее вырвался смешок, и мрачная улыбка тронула мои губы, когда я бросился к ней.
Татум ахнула от удивления за мгновение до того, как я обхватил ее руками и повалил на пол. Мы сильно ударились о маты, и моя хватка ослабла, давая ей пространство, необходимое для удара локтем мне в живот.
Я застонал, когда воздух вышел из моих легких, и она воспользовалась своим преимуществом, перекатывая нас резким толчком и обхватив рукой мое горло, когда толкнула меня на мат под собой.
Ее хватка усилилась,
Она дралась как дикий зверь, ее кулаки колотили меня по ребрам, и боль разливалась по всему телу.
Я застонал, пытаясь схватить ее за запястья, и в тот момент, когда мне это удалось, я использовал чистую силу, чтобы пригвоздить их к коврику над ее головой.
Она дико извивалась подо мной, но из-за того, что я держал ее за запястья и своим весом прижимал к мату, она была обездвижена.
— Черт, — выплюнула она, тяжело дыша, и я одарил ее улыбкой.
— Ты еще не закончила, — заметил я. — На этом этапе тебе бы хотелось ударить меня головой достаточно сильно, чтобы сломать мне нос. Я бы отодвинулся от тебя, ты ударила бы меня по яйцам, а затем крепким ударом в горло, как только я вздрогну достаточно, чтобы ты освободила руку. Кроме того, если бы ты держала нож, как в ту ночь, все те удары, которые ты мне нанесла, могли быть ножевыми.
— Но это было не так, — прошипела она, ее голубые глаза на мгновение вспыхнули от стыда, прежде чем она сморгнула его. — Когда он поймал меня, даже когда повалил на землю, какая-то часть меня не хотела использовать этот нож. Нанести смертельный удар…
— Не кори себя за то, что не решалась кого-то убить, — прорычал я. — Это просто означает, что ты хороший человек. А не то, что ты была слаба.
— Но что, если это случится снова? Что, если я буду скована, как сейчас, и не решусь нанести смертельный удар, и…
— Ты не будешь колебаться, — пообещал я, зная, что ей нужно услышать это вместо приятных заверений в том, что это больше не повторится. — Ты знаешь, что нужно, чтобы выжить сейчас. Если будет следующий раз, ты будешь готова.
— Я не могу спать по ночам, беспокоясь о том, что на самом деле я не так сильна, как мне кажется. Что даже моей подготовки недостаточно, чтобы…
— В помощи нуждаются не твои навыки. Это твоя жажда крови, тебе нужно верить в эту тьму внутри тебя, чтобы сохранить себе жизнь. Это то, что делает тебя выжившей. Сколько раз ты не спала, чувствуя вину за то, что убила этого мудака? — Я потребовал ответа.
Татум колебалась, как будто боялась сказать мне правду.
— Нисколько, — выдохнула она. — Я думаю об этом и пытаюсь почувствовать вину, раскаяние, жалость… Но всякий раз, когда я вспоминаю, каково это — вонзать в него лезвие, я просто чувствую… облегчение.
Мои губы скривились в улыбке, когда она признала это, и я не мог отрицать, что извращенной части меня понравился этот ответ. Она была такой же безжалостной, как и я, может быть, даже такой же кровожадной…
— Скажи мне, как ты хочешь заставить Ночных Стражей поплатиться, — настаивал я тихим голосом, желая знать, планирует ли она превратить эту безжалостную часть себя в оружие, которое она могла бы использовать, чтобы нанести им удар, или нет.
Она пошевелилась подо мной, и мое сердце бешено заколотилось,
— Я собираюсь заставить их молить о пощаде перед самым концом, — прошипела она. — Я собираюсь составить список всех без исключения способов, которыми они причинили мне боль, и заставить их заплатить за все преступления. И я использую все оружие, которое есть в моем распоряжении, чтобы уничтожить их.
Яд в ее тоне заставил желание пронестись сквозь меня, и когда она снова пошевелилась подо мной, я был уверен, что она почувствовала, насколько я был тверд для нее, но я все еще не мог заставить себя отступить. С таким же успехом это мог быть я, пригвожденный к мату, мое лживое тело изнывало от желания, пока я держал ее там в своей власти.
Все эти разговоры о мести были лучше любых грязных разговоров, которые я мог себе представить, ее слова напрямую затронули мое либидо и заставили меня хотеть ее больше, чем когда-либо.
— Они хотят, чтобы я стал четвертым Ночным Стражем, — признался я. — Они хотят, чтобы я был полностью с ними. Но…
— Сделай это, — прорычала она, ее грудь поднималась и опускалась быстрее, а глаза загорелись от этой идеи. — Мы можем разобрать их вместе изнутри.
До этого момента у меня была тысяча возражений, протестов и веских причин отклонить их предложение. Но когда я посмотрел в глаза девушки, которой они причинили зло, и увидел знакомую жажду мести, танцующую в них, я понял, что ничто из этого не имело значения. Все, что имело значение, — это уничтожить этих парней, преподнести их головы ей на серебряном блюде и склониться к ее ногам, когда она купалась в их крови. Если она хотела достичь этой цели с моей помощью, то я был готов. Она могла заполучить меня, помогать, использовать или оскорблять. Я обнаружил, что даже не возражаю против этого. Если она хотела меня, то я был готов на все. Однажды я уже убил ради нее, так что нельзя было отрицать, на что я готов пойти, чтобы защитить ее.
— Хорошо, — согласился я. — Я приму их предложение. И я с нетерпением жду возможности пролить еще больше крови на твоей стороне.
Улыбка, которую она мне подарила, была яркой и наполненной желанием отомстить; она была прекрасна в каком-то ущербном, извращенном, испорченном виде. И в этот момент я понял, что я в ее власти. Я не мог отрицать притяжения, которое испытывал, предъявляя на нее права, даже если знал, что не смогу этого сделать. Но я мог сделать это для нее. Я мог бы войти в ад рядом с ней и пометить трех демонов в перекрестии прицела. Я просто надеялся, что мы все еще будем улыбаться по ту сторону.
Мои сны были наполнены призраками моего прошлого. Воспоминания эхом отдавались во мне, но это было размытое пятно, как будто я наблюдала за всем этим через забрызганное дождем оконное стекло, и я тянулась к тому, кто лежало по другую сторону от него. Смех моей сестры звал меня, а вдалеке звучал грубый голос моего отца. Но я не могла приблизиться к ним, как ни старалась. Мне нужно было окружить себя их любовью, их словами утешения. Папа сказал бы мне, что я поступила правильно, Джессика сказала бы, что я не убийца, а выжившая. И они оба сказали бы мне смириться со своими демонами, чего бы это ни стоило.