Короли побежденных

Первушина Елена Владимировна

— Но дядя Эрвинд! Может быть, тогда именно он и сможет освободить Лайю?

У короля в глазах появляется восхищение. Она пытается его обойти, эта девочка, и не без успеха. Да, ум у нее определенно изящнее, чем фигурка. Вся беда, что он эту партию проигрывал во всех вариантах уже раз триста. А так, право слово, с удовольствием дал бы ей выиграть.

— А как ты думаешь, что нужно для того, чтоб изгнать тардов?

— Армия?

— Конечно. Большая, хорошо обученная.

— И секретная?

— Разумеется. Но это, как раз, не самое сложное. В Лайе полно укромных местечек, где можно

спрятать отряды. Нужны те, кто будет этой армией командовать. А Эрвинд — не полководец. И вообще, ни один король в Лайе не может быть полководцем. Именно поэтому мы проиграли битву при Хейде. Асены не будут умирать за короля. Командовать должны аристократы, а они что-то не рвутся сражаться за родину. И наконец, нужны деньги. Большая сумма, о которой не знал бы Император. А это почти невероятно. Так что, думаю, оставшиеся нам годы рабства мы отсчитаем все до одного. И Эрвинд проведет их на чужбине.

— И вы говорите об этом так спокойно! Он же… Он же ваш сын, он наследник. — Мэй отвернулась к окну.

— А кто получит корону? — спрашивает она глухо.

— А кто мог бы?

— Аттери?

— Аттери — да. Ему я доверил бы Лайю. Он за сорок лет уже вконец обасенился, и, наверное, единственный из тардов знает, с какой стороны хлеб маслом мажут.

Мэй невольно хихикнула:

— Но Император никогда не утвердит Аттери. Зачем ему иметь равного соперника?

— Кто-то из советников?

— Не пойдет по той же причине.

— Тогда кто?

— Это секрет. Но тебе я скажу, если ты обещаешь хранить тайну до самой моей смерти.

— Значит, очень-очень долго. Ну хорошо, обещаю.

— Ты.

В комнатах принца с вечера был разгром. Прислуга собирала вещи, постоянно толкая путавшегося под ногами хозяина. Эрвинд повторял: «Только в седельные сумки, не больше», словно это единственное его беспокоило.

Во дворе, закутавшись в плащи, бродили солдаты — поджидали Его Высочество. Острые лучи солнца прорывались сквозь серые облака. На камнях лежала изморозь.

Сквозь распахнутую дверь Эрвинд вдруг увидел Мэй. Она сидела на сундуке, накручивая на палец светлую прядь. Поймала его взгляд, вскочила. И он, как всегда, тут же почувствовал, сколько вокруг снующих туда-сюда деловитых слуг, сколько любопытных взглядов впивается в их спины.

— Эрвинд, знаешь…

— Сейчас не время. Я тебе обязательно напишу… оттуда.

— Я должна тебе сказать…

— Ты мне тоже напишешь.

Он поспешно поцеловал ее куда-то между виском и волосами и бросился вниз по лестнице. Схватил поводья у стражника, вскочил на коня. В последний момент кто-то приторачивал к его седлу те самые сумки, но Эрвинд уже не видел ни его, ни дворца, вообще ничего не видел. Он сжал бока коня коленями и послал его с места в галоп.

— Эрвинд!

Мэй выбежала на балкон и оттуда махала ему. Так ему и запомнилось картинка из хрестоматии — рыцарь на гнедом коне и белокурая дама на балконе в вышине.

— Эрвинд! — закричала она. — Ты вернешься!

— Я еще не знаю! — крикнул он. — Я тебе напишу!

— Ты вернешься!

Только три года спустя он понял, что это был не вопрос, а обещание.

Глава 2

Четыре

дня спустя Эрвинд был на границе. Здесь он простился с провожатыми и еще с полчаса ехал один по кочковатой, скрытой сумерками, имперской земле. Затем его спешили солдаты с пограничного поста и, когда он назвал свое имя, немного побили в наказание за неуместные шутки. Ночь принц, так и не пожелавший отказаться от своей шутки, провел в подвале.

Утром пробудился начальник, который, по счастью, бывал в Лайе и видел портреты короля и наследника на стене какого-то кабака. Он вытащил Эрвинда из подвала, отдал ему собственный завтрак, приставил восемь человек для охраны и срочно послал гонца в ближайший город. Дело пахло повышением по службе. К вечеру прискакали двенадцать молодцов, посверкивающих дорогим оружием, и сообщили Эрвинду, что он должен ехать с ними в столицу.

Принц уже изрядно устал от бесконечных охранников, но его мнения давно никто не спрашивал. Поэтому он вновь вскочил на коня и двинулся навстречу своей судьбе. В дороге он получил первый урок порядка в Империи. Несмотря на царящие вокруг грязь и хаос, на каждой станции их ждали горячий обед, подогретое вино и кони на смену. Вихрем пронеслись они сквозь Империю и остановились лишь на лестнице перед приемным залом Императора.

Когда Эрвинда вели к Императору сквозь строй умирающих от любопытства придворных, сквозь все эти банты, кружева, драгоценные цепи, алые лилии на золотой парче, крепкий аромат духов и дамского пота, в голове у него крутилась истертая как старая монета пословица: «Только дети и тарды хватают все, что блестит, только лягушки и тарды бросаются на все, что движется». Да и сама голова от бесконечной скачки стала тяжеловата, а к горлу подкатывала тошнота.

Эрвинд глядел на свои запыленные, растрескавшиеся за дорогу сапоги (ему даже не дали переодеться) и шептал под нос в такт шагам: «Вот видишь… Вот видишь». Его упорно молчавшие спутники жадно ловили каждое слово.

Входя в тронный зал, Эрвинд приготовился к худшему, однако получил от Императора лишь крепкую, но отеческую взбучку и внушение — «Нельзя свергать родного отца». Эрвинд хотел было уже просить прощения, но ему и рта не дали раскрыть. Император долго демонстрировал ему свое красноречие, пока Эрвинд не понял, что, несмотря на асеискую кровь, он сейчас свалится от усталости. Но в этот самый момент Император милостиво пообещал примирить отца и сына, повелел оставаться пока при дворе (то есть в переводе с тардского под надзором) и не менее милостиво отпустил провинившегося принца.

Король Эрвинд умер три года спустя, осенью. Болезнь была стремительной и непонятной. При дворе думали о яде. Но узнать правду мог только лейб-медик — это была его последняя служба королю.

В подвале дворца в низкой комнате с двумя щелями-окнами на уровне земли, перед дверью, за которой работал врач, собрались секретари советников, готовые сразу же сообщить известия своим хозяевам. Сами советники были сейчас слишком заняты наверху — разбирали королевские бумаги, готовились к тому моменту, когда из Империи приедет Хранитель Слова — принимать ленную присягу от нового короля.