Короли рая
Шрифт:
И в чем твой смысл? Не было никакого смысла. Только прийти к Ли-йен и сказать «прощай», «спасибо», «мне жаль» и «я тебя не забуду». И ничего больше в целом мире.
У нее был выходной, и Кейл протолкался мимо двух удивленных девиц в ее общагу. Он взбежал по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки зараз, пока не остановился у ее двери.
Ли-йен открыла ему, потирая глаза, одетая только в студенческий халат, плотно запахнутый спереди. Такая скромность, подумал Кейл, совсем не свойственна
Ему нравились ее яркие платья, но еще больше нравилось видеть Ли-йен без них. Он зашел и поцеловал ее, прижимая к стене.
Они виделись почти каждую ночь с момента нападения на веранде, а может, и с того дня, как он поцеловал ее над святыми книгами Жу. Встречи в целом формальные и пристойные – в основном целомудренные. У них были правила. Ее талия оставалась прикрытой хотя бы одним слоем одежды, как и его тело. Но Кейл не возражал. Ну, разве что иногда, и справедливо сказать, что эти правила были ее, а не их. Но Кейл подчинялся, ведь это значило трогать и целовать ее, держать ее в своих объятиях по ночам, когда он пробирался к ней, и болтать как влюбленные.
Он понял, что у нее пожизненный долг перед империей, но она не рабыня. Выяснил, что она не знала своих родителей и с детства воспитывалась имперскими учителями. Узнал, что она может выйти замуж и выбирать различные роли по всей империи – при условии высоких отметок на экзаменах – и что она всегда хотела жить у моря.
Они даже говорили о будущем – о том, как могли бы проводить время вместе, когда окончатся занятия. Но теперь все это исчезло. Когда он прервал поцелуй, чтобы отдышаться, она следила за его лицом.
– Это приятный сюрприз, – сказала она, всматриваясь. – Что случилось?
Он понятия не имел, что сказать. В ее глазах уже выступили слезы, и Кейл беспомощно помотал головой.
– Мне нужно уехать, – сказал он. – Прямо сейчас.
Ли-йен обняла его, и долгие секунды они стояли, прижавшись друг к другу.
– Ты можешь вернуться?
– Я не знаю. Я ничего не знаю, кроме того, что не хочу покидать тебя.
Он снова поцеловал ее и почувствовал слезы на своих щеках, но ему было все равно.
– Я еду с Оско в Мезан, а затем домой в Пью. Мой народ… был атакован, я не знаю, как, почему или кем. – Он закрыл глаза. – И Амит мертв. Убийцы здесь, в академии. Только… только что.
Выздоравливая после покушения, Кейл наконец рассказал ей о своем «преподавателе языка», и оказалось, она знала его лично, по крайней мере немножко, так что Кейл понимал: смерть Амита причинит боль и ей.
Ли-йен покачала головой.
– Неужели нет другого способа? Не мог бы ты… пойти к Императору и… я не знаю, как-то с ним поработать?
Он искренне хотел бы этого. Хотел бы, чтобы все было так просто.
– Я не могу доверять ему сейчас. И он не друг моему народу, что бы он ни говорил.
Нет, это еще не все.
– И… каковы бы ни были мои «чудеса», я не могу позволить такому человеку, как он, понять их. Не первым. Смекаешь?
Она пожала плечами или кивнула, и он поцеловал ее снова, не желая ничего больше, чем бросить ее на кровать, сорвать с нее одежду и заняться с ней любовью сейчас, пока не стало слишком поздно и все не изменилось.
«Когда можешь есть, ешь», – услышал он голос Тхетмы в своей голове, но знал, что сейчас не тот момент – и что отныне такой момент никогда не наступит.
Он пытался остаться в настоящем, в объятиях Ли-йен, но не мог. Он думал, погибли ли его братья и рекруты, сражаясь за свой город, или они сейчас в море. Он гадал, мертв ли его отец. О боже, подумал Кейл, какова участь тети Кикай и Лани? Может, им лучше было умереть?
Покидая Шри-Кон, в глубине сердца он верил, что все образуется несмотря ни на что. Верил, что однажды им с Лани удастся снова быть вместе, что восторжествует любовь. Любовь глупца, подумал он, любовь мальчишки.
Сейчас Кейл не питал таких иллюзий. Он знал, что, скорее всего, никогда больше не увидит Ли-йен, но осознание делало это чувство слаще, даже когда у него перехватило дыхание и на глаза навернулись слезы.
Он целовал ее, они оба рыдали. Он поднес руки к ее лицу и волосам.
– Прощай, – сказал он, и ее губы беззвучно прошептали в ответ.
– Мне жаль, – добавил Кейл, потому что так оно и было, и умчался прочь.
Император Ижэнь Лувэй приказал своим телохранителям вынести поддоны для самоубийств. То есть это он их так именовал. Официально, с подачи отца Ижэня, они назывались Почетные Места и предназначались для «особых императорских гостей». Но Ижэнь принимал таковых, лишь когда бывал чем-либо огорчен, а последствием его огорчения была чья-либо смерть.
Его любимым аспектом Почетных Мест был страх. Они позволяли ему донести, не говоря ни слова: «Возможно, вам вскоре придется покончить с собой, очень жаль». Или – и тоже без слов: «Так много слуг должны кончать с собой, что у нас есть специальные тазы для сбора крови».
Как ни крути, ему нравилось быть практичным.
Начальник разведки Джун, два его наемных убийцы и юный Имперский Служитель вошли в гостевой зал правителя вместе с вооруженной охраной и заняли свои места со всем изяществом и достоинством, которых можно было ожидать. Каждый гость обязан был встать на колени в центре собственного таза – никакой подстилки, лишь тонкое металлическое днище. Что ж, таковы были предписания.
– Приветствую. Мои извинения за грубый характер приглашения, уверен, все вы очень заняты. – Ему нравилось указывать на опасность формальностями, и все четверо должным образом поклонились в своих тазах, послушно глядя на пол. – Мастер Джун, объясни, пожалуйста, почему мой любимый дядя мертв.
Такая прямолинейность, и столь молниеносная, являлась большим нарушением этикета. Ижэню следовало поинтересоваться, как у них дела и как протекают их дни, а также, вероятно, разъяснить причины их сегодняшнего присутствия. Но у него было великое множество дел, и он уже знал, что здесь произойдет.