Короли Вероны
Шрифт:
Муссато вскинул голову.
– Что, если Пес уже здесь?
– Есть сведения от шпионов. Пес сейчас на свадьбе племянника, а его марионетка, Баилардино да Ногарола, уехал в Германию просить помощи. В Виченце остался только брат Баилардино, Антонио да Ногарола.
– А также нечестивая Катерина, сестра Пса, из одного с ним помета, – прошипел Муссато.
Граф оттеснил поэта плечом и встал перед Каррарой.
– Вас, синьор, он послушает.
В разговор вмешался молодой голос:
– А если мы его загоним в шатер, кто тогда даст приказ?
Марцилио да Каррара, смуглый
– Марцилио. – Голос старшего Каррары звучал предупреждающе. – Граф Винчигуерра совершенно прав.
– Граф Винчигуерра – веронец, приспешник Кангранде!
Джакомо снова произнес имя племянника, на сей раз укоризненно. Однако граф не нуждался в защитниках. За свою честь он и сам мог постоять.
– Да, я веронец, – спокойно подтвердил он. – И считаю это название самым почетным титулом. Мои предки еще во времена первой Римской республики смешали с грязью твоих. А вот слово «приспешник» ты зря произнес, юноша. Я не приспешник. Я не служу никому, а тем более этому выскочке, этому узурпатору. Я потомок древнего рода. А если ты еще раз назовешь меня сторонником Скалигеров, боюсь, на тебе твой род и прервется.
Помрачневший Джакомо да Каррара натянул поводья.
– Марцилио, мы все здесь для того, чтобы свергнуть Кангранде. Стало быть, мы союзники. Хватит болтать. Пора приниматься за дело.
Бонифачо надел шлем, перешедший к нему по наследству еще от деда. Заостренный кверху и лишенный плюмажа, он по иронии судьбы очень походил на шлем Кангранде. Забрало не опускалось, а закрывалось с двух сторон, как ворота. В шлеме граф странным образом смахивал на собор с широким куполом и облезлым посеребренным шпилем. Бонифачо застегнул забрало, словно дверь захлопнул от недоброго взгляда Марцилио, и бросил:
– Поехали.
С молчаливого согласия старшего Каррары они в конце концов убедили Понцино возвратиться в шатер и там без помех оплакивать погибшую честь. Затем граф и Гранде появились перед армией и огласили «распоряжения подесты». Наконец воины принялись за дело – сломали ворота во внешней стене, выставили караульных пусть не в самом пригороде, но хотя бы по периметру лагеря.
Граф отобрал несколько человек для сноса южных ворот Сан-Пьетро. Он решил, что легче снести ворота, чем сделать отверстие в крепостной стене. Для этого понадобится меньше людей. Граф знал: воины не любят работать.
Поспать Бонифачо не удалось. Веки у него слипались, в голове шумело, дважды он едва не упал с коня, задремав во время наблюдения за процессом ломки ворот. Много лет назад удар меча чуть не отсек графу ногу. Кость срослась неправильно, граф хромал и без коня чувствовал себя неловко. В седле, напротив, он мог помериться силой с двадцатилетним юношей. Остальное не имело значения.
Теперь же годы начали давать о себе знать. Граф не привык к подобной усталости. Поняв, что в седле его невыносимо клонит в сон, граф спешился и сам взялся за топор – вовсе не для того, чтобы выказать солидарность с солдатами, рушащими ворота. Граф надеялся, что от физической работы пройдет сонливость.
Он с размаху ударил огромным топором по бревну, чуть не угодив по петле внутренних ворот. С внешней стороны, под каменной
Рядом с графом работал топором молодой Каррара. Граф решил обратить недоверие юноши в шутку.
– Нужно было выставить посты в городе, – сердился Марцилио.
– Верно! – отвечал граф, с воодушевлением размахиваясь.
– Мы здесь слишком заметны. – Марцилио не выдержал времени между ударами, и его топор едва не опустился на топор графа.
– У-у-у-у-ух! – Граф размахнулся с такой силой, что после с трудом освободил лезвие.
Марцилио мрачно оценил силу удара.
– Между нами и воротами внутренней стены никого.
– Волнуешься из-за малочисленности охраны? Так поезжай с дядей, покараульте внутренние ворота.
– Бог любит Троицу. Присоединяйтесь к нам, синьор Бонифачо, – парировал юноша.
Граф с размаху всадил топор в бревно.
– Видишь – я занят. Для тебя же стараюсь.
Кипя от гнева, Марцилио бросил топор и пошел к дяде. Они о чем-то заговорили, причем Гранде явно соглашался с племянником. Затем вскочили на коней и направились к северу, в дымящийся пригород. Скоро дядю и племянника скрыло облако черной от сажи пыли. Скатертью дорога. Бонифачо оперся на топорище и закрыл глаза. О чем бы ни думал граф, мысли его неизбежно обращались к Псу. К Большому Псу. Это прозвище Скалигер получил еще ребенком, однако лишь много позже оно превратилось в титул, который Скалигер носил сейчас, – Борзой Пес, легендарный спаситель Италии.
Кто же этот Кангранде на самом деле? Графу казалось, он знает ответ. Надменный, порывистый, азартный, кровожадный сын убийцы, вот кто. Что бы там ни говорили о его милосердии и умеренности. Пес выставляет напоказ свое равнодушие к роскоши, однако держит три сотни охотничьих птиц, одевается дорого и по последней моде, сладко ест и пьет. Говорят также, что он неверен жене. Ублюдки Пса множатся по всей Ломбардии. Утешает одно: знающие люди утверждают, что Кангранде производит на свет исключительно дочерей.
Ну и как такой человек управляет целой армией в столь неблагоприятных условиях? А главное, почему люди идут за ним? Чем он их берет? Храбростью? Почему тогда у не менее храброго Винчигуерры да Сан-Бонифачо так не получается? В чем тут секрет?
Послышалось пение. Граф обернулся. Из-за угла, из дымящегося пригорода, появился Ванни Скориджиани. Он вел отряд примерно в шестьдесят солдат, каждый из которых тащил добычу – канделябры, мешки серебряной посуды, даже кресло с поцарапанным изножьем. Без сомнения, Ванни «Асденте» Скориджиани лично отбирал кондотьеров из фламандцев – в одиночку ему бы ни за что не справиться со столь масштабным предприятием, как разграбление Сан-Пьетро.