Корона для миледи
Шрифт:
Эмма задумалась над его словами, пытаясь точно припомнить, что ей писала мать в своем последнем письме. Может ли быть так, что сообщение о свадьбе Матильды и решении брата посетить Блуа было скрытым предупреждением? Вдруг ее осенила леденящая душу мысль. Не является ли намерение ее братьев ехать в Блуа умышленным, чтобы потом утверждать, будто они не ведали о действиях Свена? Чтобы закрыть глаза на то, что пираты воспользуются нормандскими гаванями? Безусловно, решение Ричарда сопровождать пару в поездке на юг не содержало в себе ничего иного, кроме желания укрепить союз, к которому он давно стремился. К тому же Ричард знал, что она будет в
Нет. Этельстан, должно быть, ошибся насчет места, куда будет направлен удар Свена. Он гадает, как те священники, которые предсказывали конец света в последние годы предыдущего тысячелетия. Они предрекали, что море вскипит, земля начнет трескаться, а горы рухнут. Однако ничего подобного не произошло. Жизнь текла так, как и прежде.
— Вы не можете знать этого наверняка, милорд, — сказала она негромко. — Это не более, чем предположение. Что же мы должны делать — спрятаться за стенами городов на следующие два месяца в страхе перед датчанами?
— Нет, миледи, — ответил он ей. — Но если вы видите на горизонте тучи и вспышки молнии, вы не станете взбираться на самое высокое дерево, которое окажется поблизости, чтобы наблюдать за приближающейся бурей! Вы не должны ехать в Эксетер или любой другой город, доступный для атаки датской армии!
Она вздохнула, негодуя на его настырность.
— Я уже сделала все приготовления, милорд, и я поеду в Эксетер. Мои обязанности требуют от меня этого. — Эмма улыбнулась, стремясь разрядить тяжелую атмосферу. — Если вам от этого станет легче, я пообещаю вам не влезать на деревья во время грозы.
Этельстан метнул на нее сердитый взгляд.
— А что, если я прав, миледи, а вы ошибаетесь?
— Как только замечу драккар, я вскочу на лошадь и брошусь наутек. Это вас устроит?
— А если корабли придут ночью, что тогда?
— Несомненно, будут дозоры. Элдормен Эльфрик об этом позаботится.
Неожиданно Этельстан оттолкнулся от стола в бессильном волнении. Но что она могла поделать? Она не могла уступить его мольбе после того, как король приказал ей ехать. И, Бог свидетель, она нестерпимо желала уехать отсюда, как бы велик ни был риск.
Он снова положил ладони на стол, разделяющий их, и склонился так, что его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом.
— Если вы должны ехать в Эксетер, тогда я буду просить короля, чтобы он послал меня с вами. — Понизив голос до шепота, Этельстан продолжил: — Я никому не доверю вашу жизнь. Вы меня понимаете?
Она его прекрасно поняла. Она также достаточно хорошо понимала свое собственное сердце, чтобы знать: если они окажутся вдвоем, вдали от глаз и ушей двора, Этельстан будет представлять для нее опасность значительно большую, чем Свен Вилобородый.
— Благодарю вас, милорд, — сказала она мягко, — но я запрещаю вам это делать. Пообещайте мне, что не нарушите мой запрет.
Голос Эммы дрогнул, ей очень хотелось дотронуться до него, положить на его ладонь свою руку, чтобы смягчить свои слова. Но она не могла.
— Ваш отец — человек подозрительный, милорд. Он кругом видит врагов. Он и так уже не доверяет мне. Кто знает, какой злой умысел он может узреть в вашей просьбе? — Она выпрямилась. — Благодарю вас, милорд Этельстан, что сообщили мне о своих опасениях, — сказала она громко. — Можете не сомневаться, я обдумаю их должным образом.
Эмма взглянула на него с ободряющей улыбкой, глазами моля его уйти.
После секундного замешательства он поклонился и удалился из комнаты. Она смотрела ему вослед, ожидая, когда успокоится сердцебиение. В комнате снова зашумели голоса, и она была рада этому негромкому гомону, подобному шуму омывающего берег прибоя. Она дрожала, будто шла вдоль жуткого обрыва, остро осознавая, что один неверный шаг отправит ее в бездну.
Она заметила, что Эльгива устремила на нее взгляд, полный любопытства. Что она слышала? О чем догадывалась? Вздохнув, Эмма снова обратилась к карте, но в ту же минуту появилась ее служанка, что-то сжимавшая в руках.
— Лорд Этельстан велел мне передать это вам, — сказала девушка. — Он сказал, что вы должны заботиться о его остроте и всегда держать при себе.
Это был вложенный в ножны скрамасакс [14] с рукоятью, сделанной из гладкой выбеленной кости. Взяв его в руки, Эмма выдвинула лезвие из ножен. В отличие от изящного ножа, которым она пользовалась за столом, этот клинок был настоящим оружием, хоть и лишенный украшений, но все равно прекрасный в своей грубой простоте. Широкое тяжелое лезвие, заточенное с одной стороны, сходилось к смертоносному острию. На ножнах не было петли, чтобы привесить его к ремню, и Эмма поняла, что это оружие нужно прятать где-то на себе — засовывать в гетры или вкладывать в голенище сапога.
14
Скрамасакс — короткий меч с односторонней заточкой.
Она была уверена, что ей он не понадобится. Но она сделает то, о чем ее просил Этельстан, хотя бы только для того, чтобы всегда носить с собой то, что принадлежало ему. «По крайней мере, — невесело подумала она, — никто не сочтет его любовным талисманом».
Глава 20
Июнь 1003 г. Миддлтон, графство Дорсет
Деревушка Миддлтон расположилась среди зеленых склонов невысоких южных холмов между Винчестером и Эксетером. «В самой настоящей, забытой Богом глуши», — подумала Эльгива, стоя рядом с Гроей и глядя вниз на село с дороги, которая вела к поросшей березами вершине возвышающегося над ним холма. С этой высокой точки было видно деревню, монастырь, шатры королевы и более ничего, кроме полей, леса и овец.
Она с отвращением покачала головой.
— Никогда не прощу отцу того, что заставил меня сопровождать королеву в этой отвратительной поездке по ее владениям, — проворчала она. — Он мог бы меня от этого избавить. Я была послушной дочерью и не заслужила такого наказания.
— Потерпите немного, дорогая моя, — проворковала Гроя. — В конце концов вы будете вознаграждены. Каждый шаг приближает вас к короне.
Это стало уже привычным ответом Грои на все, что злило Эльгиву. Но она все же не понимала, каким образом участие в королевской процессии Эммы принесет ей пользу, и сегодня это ей было менее очевидно, чем когда-либо ранее. Раньше процессия хотя бы останавливалась в оживленных ярмарочных городках — Ромси, Уилтоне, Шафтсбери, где было на что взглянуть помимо церкви и монастыря. Миддлтон, между тем, был зеленой пустыней.