Корона двух королей
Шрифт:
— Мне ли вам говорить, насколько остро касарийское оружие? — огрызнулась Вечера. — Живой я вам не дамся.
Рядом корчился от боли Гнев, но перерезанное сухожилие на ноге лишило его возможности встать.
— А такого приказа у нас и не было.
Солдаты напали.
Битва была недолгой. Вечера старалась держаться подальше от ямы, но эти двое, точно зная её страх перед пропастью, то прижимали её к ней, то давали отойти, давая жертве надежду на спасение. И Вечера верила, что побеждает, и иногда так сильно, что даже шла в атаку. Наконец, одному из касарийцев надоело биться с ней. Он двумя ударами повалил принцессу на землю, Вечера выставила перед собой меч, но как только оружие
— Что?!
Касарийцы захохотали, а тот, высокий, ткнул отвалившееся лезвие ногой. Вечера безмолвно наблюдала, как двое её будущих убийц играют с отломанным лезвием, и не верила глазам. В рукояти, что осталась у неё в руке, торчал лишь крошечный осколок лезвия. Как такое возможно? И тут ей вспомнились слова Тонгейра о том, что она не должна оскорблять меч учебным боем. Он не хотел, чтобы меч сломался раньше времени. Вечера должна была остаться на поле боя безоружной.
Она попыталась встать, но получила оглушительный удар железным сапогом по голове. Касарийцы перешли от игр к настоящему делу. Вечера потеряла сознание, мутный рассудок её пропускал лишь обрывки того, что происходило вокруг, и она лишь смутно понимала, что её куда-то потащили, ощущала удары. Сквозь дымку накативших слёз она увидела золотое лезвие ножа, которым касарийцы срезали с неё кирасу, рассекая зашитые крепкими нитями ремни с застёжками. Она услышала слова «золото» и «камни» — мародёры уже делили награбленное. Вечера застонала и попыталась схватить одного из них за ногу, за что получила ещё несколько сильных ударов по голове, груди и животу. Во рту появился солёный привкус крови. Высокий воин молотил её с такой силой и злостью, что второму пришлось оттаскивать его от жертвы. Касарийцы о чём-то оживлённо заспорили над её обессилевшим телом.
В стороне всё ещё стонал от боли Гнев. Вечера приоткрыла заплывшее веко и увидела, как двое подошли к нему и один из них поднял меч. Он перерезал быку горло на глазах его наездницы. Гнев захрипел, дёрнулся. Его вытаращенные глаза смотрели прямо на беспомощную хозяйку. Она видела, как они затухают. Потом он затих, а из носа потекли густые бурые капли. А касарийцы, вдоволь налюбовавшись агонией умирающего зверя, направились к принцессе.
Они подняли её в четыре руки, и Вечера ощутила их руки на своей груди и бёдрах. Её поножи, браслеты и щит, всё, что представляло из себя ценность и могло быть переплавлено, было снято и теперь лежало в стороне, как трофеи. Сильная рука скользнула по шее Вечеры и дёрнула за торчащую цепочку, вытащив на свет «Валамар». Касариец проверил камень на свет, пробивавшийся в чащу сквозь густую листву высоких деревьев, протёр его и сунул за пазуху.
Вечера наблюдала за ним безучастно, опрокинутая волной боли и тошноты. Она видела, как они о чём-то говорили, озирались по сторонам, как заговорщики, а потом подошли. Липкие грязные лапы снова заскользили по её полуголому телу. Один касариец спешно начал срывать с неё остатки одежды, пока второй пытался быстро стянуть с себя штаны. Когда его хозяйство было готово вот-вот вывалиться из штанов, он навалился на принцессу, как туша. С секунду он ёрзал, пытался проникнуть в тело жертвы, как вдруг заорал. Зубы Вечеры вцепились ему чуть ниже щеки, отрывая кусок мяса. Она дёрнула головой и вырвала кусок плоти. Касариец взвыл и мгновенно отпрянул от живучей девки, что-то прокричав второму. Они били её несколько бесконечных минут, изуродовав её лицо и тело. Наконец, один схватил её за волосы, а второй взял рукоятку обломанного касарийского меча, подошёл и с размаху полоснул им по шее Вечеры.
Обжигающая кровь хлынула в разорванную глотку. Глаза Вечеры широко распахнулись, и она упала лицом в траву. Тот, что был ниже, сплюнул и пнул её ногой.
Вечера, ещё живая, упала в Змеиную яму и не смогла даже закричать в последнем испуге. Лица её убийц были последним, что увидела принцесса перед тем, как её короткая жизнь сжалась до белой точки где-то там, вдалеке, а потом потухла в последнем хриплом вдохе.
Едва её осквернённое тело скрылось в темноте той бездны, вслед ей полетели и остатки меча, а затем касарийцы прихватили золотые трофеи и неторопливо повели коней в сторону Паденброга.
Солдаты Ложного короля беспрепятственно шли по улицам города, оставляя после себя плевки и следы крови от сапог. Они прошли по площади Агерат, найдя там подходящее место, чтобы справить нужду, но поруганные человеческими нечистотами статуи великих богов были недвижимы. Таковыми они и остались, когда на защиту своих святынь кинулся безоружный архонт, а опьянённые кровью поверженных воинов солдаты мечами прервали его порыв спасти своих богов от унижения, а затем, переступив через его тело, обступили Полудниц. Пока часть солдат срывала с девушек одежды, остальные двинулись к Туренсворду. Ловчие отворили им ворота, и воины беспрепятственно зашли внутрь, разрушая всё, что видели на своём пути.
— А кантамбрийцы? — спросил Влахос, подведя Багряна к Тонгейру, когда израненных, но ещё живых легата, его сына, Марция и ещё с несколько десятков солдат провели через отворённые по его приказу ворота королевского замка.
— Я сказал их не преследовать, — ответил самрат, протирая ладонью испачканный кровью шлем. Он сидел верхом на сером скакуне с мощными ногами, совсем не под стать тонконогому Багряну. — Наверное, сейчас южный граф уже на полпути в Альгарду, к юбке своей жены. Думаю, после этой битвы мы не услышим о нём ближайшие лет пятьдесят.
— А Вечера?
— Скорее всего, уже мертва. Приказа оставлять Алмазный Эдельвейс в живых я не давал.
— Кронпринцесса в заложниках куда лучше, чем мёртвая.
— Твоими стараниями у нас в заложниках оказались король с королевой. Это куда лучше, чем одна взбалмошная девка. К тому же Осе станет куда сговорчивее, узнав о её смерти. Его, кстати, уже схватили, или он ещё в неведении, что находится в плену?
— Его покои охраняют мои люди.
— Как и люди Согейра, я полагаю.
— Моим людям они нипочём. А из покоев выхода нет. Я проверял замок на наличие тайных ходов несколько лет, пока отвечал за охрану. Спальня короля — тупик, и он добровольно загнал в него всю свою семью.
Суровое лицо Тонгейра оставалось недовольным.
— Я не успокоюсь, пока собственными глазами не увижу Осе на коленях.
— Ты не веришь моим людям?
— Верю, — отмахнулся самрат. — А вот кому я не верю, так это Согейру.
— Почему же?
— Потому что он касариец. А ты только что сам видел, чем оборачивается доверие тем, в ком течёт моя кровь.
— Тогда нам нужно поспешить, чтобы ты смог убедиться, что Осе схвачен.
Они проследовали в сторону покоев, расталкивая солдат и застигнутых врасплох придворных. Всюду царил хаос. Туренсворд грабили солдаты, а Ловчие мгновенно остужали их мародёрский пыл, напоминая о приказе истинного короля оставить замок нетронутым.
Никто из придворных и слуг не понимал, почему Влахос и Тонгейр с видом хозяев следуют в известном им одним направлении и почему враг их не трогает. Корвен это понял слишком поздно, но и его проклятья в сторону Ловчего утонули в оглушительном плаче каких-то женщин. Старого камергера схватили и проволокли мимо Влахоса в сторону темницы и бросили к остальным пленникам.