Корона льда и лепестков
Шрифт:
– Хорошо, говори. Буду признательна, если услышу что угодно, что приведет к быстрому и мирному прекращению разногласий с Бродягами.
Фейри послушно заняла место движением столь грациозным, что я бы даже назвала его парящим, и сцепила пальцы поверх стола, изучая меня взглядом.
– Когда я встретила Рубезаля, меня ни в коем случае нельзя было назвать юной и наивной фейри. Даже в то время подобных мне оставалось совсем немного, и встретить того, кто не опасался бы нашего присутствия, было большой редкостью. На нас охотились, нас порабощали и использовали злодеи, и теперь нас совсем мало. Лишь горстка, – фейри скривила губы. – Рубезаль не принадлежал к тем, кто осторожничал. Более того, он обладал таким же сердцем,
Я вскинула бровь.
– Какой молодец.
Фейри повела плечом.
– И все еще им обладает.
Ну вообще.
Ухмылка фейри стала шире.
– Проблема с плохишами заключается в том, что они верят в свою тяжкую судьбу. Я повидала мир, но ни разу не встречала зла, подобного тому, каким является Рубезаль, – ее пристальный взгляд встретился с моим. – Куда проще, когда кто-то откровенно гнусен. И что ж, должна сказать: после того как Рубезаль помог мне оправиться от жестокого обращения, я упустила из виду множество знаков. Я не хотела, чтобы он был злодеем. В то время он куда больше походил на героя.
Ага, плавали, знаем.
– Он и тебя чаем поил.
– Нет, никогда. Хотя это был довольно внушительный тревожный звонок, на который я, к сожалению, закрыла глаза. Я… так сказать, приложила руку к его созданию.
– В смысле? – спросила я, вся внимание.
Фейри на мгновение прикрыла глаза.
– Случалось, что Рубезалю было нужно завербовать определенных членов сообщества Бродяг. Диким фейри слишком нравилось быть дикими. Изгоям, нарушавшим закон, слишком нравилось нарушать закон. Мирные Бродяги просто хотели спокойно жить. А Рубезаль и я в то время яро верили, что единственный способ изменить правила и запреты фейри – это заставить Бродяг объединиться. Мы набирали обороты, но слишком медленными темпами. Каждый фейри, которого мы привлекали на нашу сторону, был потенциальным слабым звеном. Потенциальным шпионом для дворов. Если б дворы узнали о задуманном до того, как мы стали силой, с которой будут считаться, нас бы просто раздавили. Мы должны были расти в геометрической проекции. Но нет. В предрассветные часы мы вдвоем мучились над тем, как добиться невозможного. Пока Рубезаль неохотно, по крайней мере, как мне тогда показалось, не упомянул о свойствах моей крови.
Я откинулась на спинку стула.
– Каких именно?
Большинство даже не подозревали, что фейри-мистики до сих пор существуют. Я мало что о них знала, помимо самых базовых вещей.
Беловолосая поколебалась.
– Пожалуйста, поймите, что я раскрываю это с большим риском для себя. Читать мысли – одно, а вот если население узнает, что фейри-мистики обладают способностью изменять мысли и разрушать разум – будет совсем другое. Именно потому на нас и охотились самые жадные до власти фейри. Из-за нашей крови.
Я постучала пальцем по столу.
– Расскажи мне, как ты в тот момент не сумела разгадать истинные намерения Руби.
– Защитник изгоев и сам обладает неслабой магией, – ответила беловолосая. – И пусть он, по сути, не способен блокировать мои силы, как некоторые фейри, он владеет предметом, который он использует с большим мастерством и ловкостью, и предмет этот позволяет ему защищать свои мысли или изменять то, как они выглядят.
Я потрясенно заморгала.
– Арфа.
– Да. Он долгое время использовал ее против меня. И пусть я не буду отрицать, что в те полные злости и боли дни мне было очень важно поставить дворы на колени, арфа сыграла, скажем так, важную роль в том, чтобы я согласилась пожертвовать кровь для приготовления напитка, который помог бы убедить лидеров Треугольника к нам присоединиться.
Линии сошлись, сразу и все. В убежище я спрашивала, не пострадала ли мистик. Она мучилась от боли и была так напугана, что я обратила на это внимание.
– В чае твоя кровь.
Фейри сглотнула.
– Да. Я даже помогла
Мистик была той, кто от природы обладал магией разума, а Рубезаль – тем, кто по-настоящему вил веревки из ее дара.
– Мне жаль, что он так с тобой поступил.
Фейри удивленно распахнула глаза.
– Правда?
– Других тебе подобных, попавших в рабство, хотя бы не натаскивали любить своих тюремщиков. Полагаю, ты в какой-то момент пыталась прекратить давать ему кровь?
– Беспокойство по поводу некоторых его мутных мыслей и действий нарастало так, что я уже не могла закрывать на него глаза, – ответила фейри. – Рубезаль использовал чай вовсе не с целью заставить тех, кого он стремился убедить, задуматься. Не с целью ослабить их тревогу и страх. Он использовал наш отвар, чтобы подавить мысли и убеждения в мозгах Бродяг и внедрить собственные планы как факт.
Правда вызвала у меня отвращение – особенно если учесть, что я сама стала жертвой этого напитка.
– Сколько у него твоей крови?
– Недавно он взял свежей. Силой. Достаточно для победы, если вы об этом. Те, кто под его началом, упиваются чаем уже так долго, что дозаправка им нужна очень редко. Лишь раз в пять-десять лет. Он мог бы держать их в плену столетиями.
Проклятье.
– Важно, чтобы он больше ее не получил.
Как ради блага этой фейри, так и ради нашего. Ради всеобщего блага, если уж начистоту. Кто знает, что предпочли бы Бродяги, если б не чай и арфа Руби? У воинов его армии тоже промыты мозги. Капитально. Пойманные в ловушку, вынужденные нести ответственность за последствия действий, которые выбрал за них кто-то другой.
Я провела по лицу ладонью.
Блин. Ну и как теперь отправлять войска их убивать?
– Знаете, – произнесла женщина тихо. – Если я чему и научилась рядом с Рубезалем, так это тому, что нужно следить не за мыслями, а за тем, как их обладатель относится к другим. Вот она, настоящая подсказка. В этом и есть разница между вами и гигантом, который стремится свергнуть вас с трона.
Да пусть заполучит и трон, и квадратную задницу в придачу.
Вот только я ни за что не позволю ему навредить придворным фейри – как бы я ни была согласна с ним, что необходимо смягчить самые жестокие грани нашего древнего общества. И теперь передо мной стояла задача спасти его армию от их предводителя.
Резко встав, я побродила туда-сюда перед круглым столом. Затем остановилась рядом с фейри и вздернула подбородок.
– Мне нужно все, что у тебя есть на Рубезаля. Что он задумал? Когда нанесет удар? В чем его слабость?
Лицо беловолосой посуровело.
– Я расскажу все это и даже больше. С удовольствием.
Зная ее историю, я даже не сомневалась.
Двери с грохотом распахнулись, и у меня екнуло сердце – в тронный зал вошел Фаолан с мечом у бедра. Мы не виделись неделю, и Лан был тоже облачен в легкую броню, пусть и другую, но на этом сходства заканчивались. С каждым пружинящим шагом он источал чувственное обаяние. А от необузданной энергетики плохого парня и вкраплений тьмы в его высоком, подтянутом теле сердца бились чаще и за километр. Мое вообще бешено колотилось. Хотелось крепко обнять Лана и больше никогда не отпускать. Меня убивало то, что мы вынуждены хранить свои чувства в тайне. Дворы не поймут, что Неблагая часть во мне сводит на нет строгие законы, их разделяющие. Болезненная, тянущая тяжесть внутри подсказывала, что они, вероятно, не поймут никогда, и, честно говоря, я понятия не имела, что делать в этом случае. Уверена, Лан задавался тем же вопросом, однако поговорить, находясь при разных дворах, было почти нереально. Может, скоро мы получим шанс побыть вместе, наедине, часик-другой.