Коронавирус, хантавирус сами. Рак, СПИД, астма, нарколепсия, эпилепсия
Шрифт:
– Сегодня все боятся рака на последней стадии. Так на поздних сроках (на 4-й стадии) он вообще неизлечим?
– Излечим, но не при всех локализациях. Сегодня на четвертой стадии можно излечить, например, рак яичка у мужчин и рак яичников у женщин. У женщин этот вид рака выявляется, как правило, на последней стадии, и только правильная методология лечения позволяет дать возможность от него избавиться.
– Михаил Иванович, вы главный онколог России. Достаточно ли специалистов вашего профиля в стране? И что бы вы посоветовали в качестве профилактики рака?
– Известны многие факторы для возникновения опухоли, а их ликвидация
– Есть ли продукты-провокаторы рака?
– Я бы назвал канцерогенные продукты.
– Кто-то даже сладкую газировку, красное мясо ставит в один ряд с канцерогенными продуктами.
– Это всё глупости, хотя в принципе все может привести к опухоли.
– И правда ли, что пьющие не болеют раком? Якобы алкоголь хорошо очищает сосуды.
– К сожалению, это не так.
– В связи с зарубежными санкциями есть ли у вас адекватная замена импортным лекарствам? Как вы выходите из этой ситуации? Или у вас есть запасы на много лет вперед?
– Во-первых, на запасы нужны средства. Во-вторых, препараты имеют срок годности, поэтому запасаться ими бесполезно. Из сложившейся ситуации мы выходим путем закупки отечественных лекарств. Наша фармпромышленность начала шевелиться – правда, поздновато. Но появились заводы, которые производят неплохие препараты, хотя есть такие, которые делают плохие лекарства. Разобраться в этой кутерьме довольно сложно. В принципе, санкций по импортным лекарствам практически нет, но очень сильно увеличилась на них цена, а значит, и доступность.
Например, для лечения миеломы одна упаковка (25 таблеток) стоит до полумиллиона рублей. Выходит, это лечение доступно только тому, у кого есть миллион. Он может приобрести две упаковки таких препаратов, и их хватит на месяц.
– Как же тогда быть нашему очень среднему, малообеспеченному человеку, если он заболеет раком? Тем более что заболевают чаще пожилые люди.
– Достаточно своевременно проходить обследования и выявлять эту коварную болезнь на ранней стадии, когда она излечима. Многие виды патологии поддаются терапии и не самыми дорогими препаратами. Сегодня мы имеем огромный выбор эффективных схем лечения в том числе и запущенных форм рака, которые дают тот же самый результат. Да, есть несколько видов опухолей, на которые дорогостоящие препараты оказывают колоссальный эффект (некоторые формы лимфом, миелома, ряд других).
Да, дорогие препараты реально позволяют тормозить болезнь, что меняет качество жизни пациента и удлиняет саму жизнь. Но и при таком дорогостоящем лечении болезнь может вернуться в любое время.
– Как вы относитесь к понятию «бесперспективные больные»? У вас они тоже есть?
– Мы все, в сущности, больные бесперспективные: один раз родившись, обречены умереть. От жизни нет лекарства. Но есть такие больные раком, которых уже нельзя вылечить. В основном это продвинутые стадии рака легкого, пищевода, желудка, которые вылечить уже невозможно. Такие пациенты погибают в течение года-полутора
Если бы министром здравоохранения России были вы…
– Михаил Иванович, какие проблемы вы начали бы решать незамедлительно, если бы были министром здравоохранения и вам позволили решать судьбу онкологии в России?
– Во-первых, мне этого никто не позволит. Я же не фантазер и отлично знаю: существуют определенные правила игры и есть определенная доля ответственности. А что бы я сделал в онкологии? Самая большая и многолетняя ошибка в том, что онкология в нашей стране рассматривается наряду с другими неинфекционными болезнями, как, например, диабет, сердечно-сосудистые, неврология, где понятен порядок профилактики организации помощи населению. Считаю это стратегической ошибкой, потому что онкология – это монопрофильная дисциплина, которая требует совершенно другой организации помощи больным.
Она должна иметь структуры, способные мониторировать ситуацию на местах; проводить скрининговые программы, выявлять у здорового населения начальные формы рака; направлять заболевших на специализированное лечение, отслеживать качество этого лечения. То есть необходимо создать целую стройную службу борьбы с раком. Важен перенос ответственности на профессиональные ассоциации – это конкретный шаг решения проблемы в онкологии, если дадут им такое право. Есть же Ассоциации онкологов России, а внутри нее надо бы создать институты управления, которые позволили бы выполнять эту важнейшую функцию на местах. Но на эту тему пока только идут разговоры.
И, конечно, необходима вертикаль решения проблем онкологии в стране: своя подчиненность. В свое время в нашей стране были институты первой, второй и третьей категорий. Было регламентировано, например, что резекция желудка при раке – это максимум, который можно выполнять в районной больнице. Гастрэктомия, удаление всего желудка – приоритет областной больницы. А такие операции, как пластика пищевода, можно было делать только в научно-исследовательском центре. Был специализированный подход. Сегодня же любая маломальская клиника выполняет любые операции при онкологии. Но качества нет никакого, если судить по фактам, с которыми приходится сталкиваться крупным онкоцентрам, куда идет поток больных на повторные операции.
Поэтому проблема онкологии в России требует особой подготовки профессиональных кадров. Сегодня, например, в половине онкологических учреждений руководят не онкологи. К нам приходят патологоанатомы, ревматологи, но только не онкологи. Сегодня нет также профессиональных аудиторий, где бы мы могли разговаривать на одном языке. Но зато в России очень развит менеджмент…
– Что для этого нужно: деньги, кадры? И как бы вы выстроили эти проблемы в порядке важности решения?
– Прежде всего, нужна хорошая голова. Недавно в России стал профессиональным Минздрав. Но почему-то в Минздраве упразднили Департамент онкологической помощи. Когда-то он был, руководил этой структурой грамотный онколог, профессор Демидов. Это ведомство следило за качеством оказания онкологической помощи в стране, заставляло по косточкам разбирать каждый запущенный случай. Сегодня этой структуры нет вообще, и в результате нет должного контроля.