Коронная башня. Роза и шип (сборник)
Шрифт:
– Он молод и наивен.
Да, Адриан был молод. Этого он не мог отрицать, но каждый год, проведенный в Калисе, сошел бы за несколько лет обычной жизни. Он многое познал и слишком рьяно брал у жизни уроки, страстно желая навсегда избавиться от отцовской кузницы с его щипцами и молотом.
Он взобрался на корму и прислонился к борту, глядя на восток. В низинах в большинстве мест трава все еще оставалась зеленой, но на склонах холмов листья уже меняли цвет. Где-то вдалеке, упрятанная в холмах, скрывалась крошечная поместная деревушка, которую Адриан не видел пять лет и в которой вряд ли что изменилось. В таких местах, как Хинтиндар, где люди из поколения в поколение жили и умирали в изоляции от остального
Представив себе деревню, он вдруг подумал, что кое-какие перемены там все же произошли. Должно было появиться надгробие на холме между двумя южными полями. Скорее всего, просто врытый в землю столбик, а может, и плита с гравировкой. На ней выжжено имя, но нет дат. Деревенские жители не знали календаря.
– Хороший будет денек, а? – сказал рулевой. Одну руку он держал на руле, а ноги закинул на борт.
Адриан кивнул и обнаружил, что уже не дрожит от холода. Сквозь редеющий туман пробивался дневной свет. Солнечные лучи проникали сквозь кроны деревьев, разбрасывая блики по воде за кормой. Бернум была глубокой, широкой рекой, особенно вблизи моря. Она выглядела спокойной, лениво виляя меж приземистых холмов, похожих на растопыренные пальцы. Но внешнее спокойствие было иллюзией, за которой скрывалось свирепое подводное течение, ежегодно уносившее немало мужчин, женщин и скота. Весной низины затапливало, поэтому по берегам не было ферм. Баржа то и дело проплывала мимо голого фундамента дома или разрушенного сарая: река Бернум не терпела стеснения, по крайней мере надолго. Отец Адриана говорил о реке так, словно это было живое существо, злая женщина, заманивающая мужчин охладиться в ее водах. Она позволяла им доплыть до середины, а затем утаскивала на дно. А еще он говорил, что если на реке когда-нибудь задумают возводить плотины – а это, утверждал он, невозможно, – то найдут в ней тысячи скелетов. Река никогда не возвращала своих мертвецов.
Адриан не верил в эти сказки. Даже будучи ребенком, он никогда не принимал на веру то, чего нельзя было увидеть своими глазами. Отец же рассказал ему немало подобных историй.
– А вы молчун, не так ли? – дружелюбно заметил рулевой. Он казался очень земным, словно свежевспаханные угодья. Обветренное лицо с глубокими морщинами свидетельствовало о жизни, проведенной на воде, а руки походили на куски плавучего дерева. – Прошлой ночью я вас почти не видел. Почти как того, другого – на носу. Кстати, меня зовут Фарлан.
– Мое имя Адриан.
– Знаю. Я всегда стараюсь заранее что-то узнать о своих пассажирах. По крайней мере, их имена. Вообще-то не хочется выглядеть слишком назойливым, как некоторые лодочники. Это у нас, знаете ли, издержки ремесла. Когда катаешься вверх-вниз по реке и видишь одни и те же берега, приятно пообщаться с людьми, ну хотя бы во время рейса. Рад с вами познакомиться, сэр. Надеюсь, вам у нас понравится. Я, конечно, не капитан корабля, но стараюсь, чтобы пассажиры были довольны обслуживанием.
Адриан махнул рукой в сторону носа баржи:
– А его как зовут?
– Ох, его… Он не представился, а я и не настаивал. Такого человека лучше оставить в покое и надеяться, что он окажет тебе взаимную любезность. Лучше не раздражать, понимаете?
– И что же он за человек?
– И так ясно, правда, сэр?
– Думаете, он убийца?
– Ну, я не знаю… но его присутствие вызывает у меня тревогу.
– Если у вас возникли подозрения, почему вы не донесли на него городской страже?
– Надо было, конечно… Да я бы так и сделал, если бы не дергался из-за задержки. Погрузка всех этих ящиков заняла столько времени, что мы не смогли отплыть по расписанию, а я не люблю заставлять коноводов и их помощников ждать. Патрульные приходили, обыскивали баржу, но этого человека тогда не было в числе пассажиров. Он поднялся на борт в последнюю минуту, когда мы уже отчаливали. Я торопился и просто не обратил на него внимания. А когда мы уже пошли по реке, понял, что свалял дурака. Надо было уговорить коновода подождать, придумать какой-нибудь предлог, например, что я забыл запастись маслом для ламп или что-то подобное. А теперь придется ждать до Колноры.
– И что потом?
– Расскажу шерифу об убийствах и поделюсь своими подозрениями насчет этого типа. Шериф Малет – хороший малый… смекалистый. Он проведет расследование и докопается до истины. На вашем месте я бы не рассчитывал по прибытии в Колнору сразу отправиться в дорогу. Наверняка шериф захочет допросить всех пассажиров.
– Ну, я не тороплюсь. Надеюсь только, что ему с этим парнем повезет больше, чем мне. – Адриан бросил еще один взгляд в сторону носа баржи и стоявшего там в одиночестве человека.
Пассажиры собрались на палубе, чтобы пообедать. Как и предрекал Фарлан, день выдался чудесный, жаркое полуденное солнце выжгло туман и холод. Баржа сделала остановку у почтовой станции. Фарлан пришвартовал ее, обвязав канат вокруг тумбы, коновод распряг лошадей. Мальчик вывел новую пару лошадей и начал их впрягать.
Фарлан подал обед. Горячей еды не было, однако холодная курица, вчерашний хлеб и свежие яблоки показались Адриану куда вкуснее солонины и галет, к которым он успел привыкнуть за время плавания на «Восточной звезде». Условия на барже были не самые лучшие, но это был довольно быстрый способ передвижения, поскольку она шла днем и ночью. Пассажиров воспринимали почти как груз. За каждую милю брали медяк, что могло показаться чрезмерно высокой платой человеку, привыкшему ходить пешком, но для того, кто обычно ездил в карете, это было очень дешево. Пиклз сделал правильный выбор: по сравнению с подпрыгивающим и трясущимся экипажем ехать на барже было даже приятно.
– Так чем же вы занимаетесь, Себастьян? – спросил Адриан, подсаживаясь к знакомой компании с деревянной тарелкой в руках. По правде говоря, ему это было совсем неинтересно, но он не хотел возвращаться к обсуждению планов своих попутчиков относительно человека в капюшоне.
– Вы хорошо знаете Вернес, Адриан?
– Я? Нет. Да я, в общем-то, с корабля сразу попал на баржу. А что? Вы тамошняя знаменитость?
– В некотором роде. Я владелец самой богатой ювелирной лавки во всем Вернесе.
– Лавка Себастьяна – старейшая в городе, – подтвердила Вивиан, сидевшая там же, где и раньше, но теперь у нее на коленях покачивалась тарелка. Еды она взяла очень мало. Такую порцию мать могла бы дать маленькому ребенку.
– Вы все ювелиры? – спросил Адриан.
– Сэмюэль – мой двоюродный брат, а Юджин – сын моей сестры. Я обучил их ювелирному делу и одолжил Сэмюэлю денег на открытие собственной лавки. – Себастьян коварно улыбнулся. – Если покупателей не устраивают мои цены или хотя бы покрой моего платья, они в гневе покидают лавку, заявляя, что я упустил выгодную продажу. Из вредности идут дальше по улице и платят больше за тот же товар в лавке Сэмюэля. Думают, что таким образом отомстили мне, но я совладелец обеих лавок, так что они, так или иначе, платят мне.