Коронный разряд
Шрифт:
Симпатичное, к слову, учреждение — с девятиэтажным корпусом основного здания, обращенного одной стороной в сторону леса, а другой — к реке. Рядом с ним, образовывая замкнутый многоугольник, стояла пятиэтажка хирургического отделения, административное здание в три этажа, двухэтажный приемный блок, бассейн и собственный кинотеатр с клубом. Хозяйственные постройки, навроде прачечной, электрической подстанции и станции над артезианским источником, были выделены отдельно и находились поближе к лесу. Все это гармонично сплеталось дорожками и тропинками, замощёнными брусчаткой, а так же надземными крытыми
Временный пропуск оказался на лацкане рубашки, в руки была вручена схема перемещений до административного здания, в виде почти прямой зеленой линии от входа до необходимого строения, но меня все равно сопроводили прямо до кабинета с золоченой табличкой «Заместитель главного врача по АХЧ» на его первом этаже. Где и велели ожидать, честно предупредив, что не менее часа.
Ожидать я решил деятельно, спокойной походкой переместившись сначала на второй этаж, а потом через надземный переход в хирургическое отделение. Раздобыл в первом же открытом служебном помещении белый халат с вешалки, накинул поверх городской одежды, перевесив пропуск вперед, подхватив все рабочие документы в левую руку и с деловитым видом отправился в ординаторскую.
— Еремеева сегодня в какой палате работает? — Спросил там брюнетку в синем халатике, клюющую носом после ночной смены.
— В триста пятнадцатой, как и всегда. — Слабо удивились вопросу.
За что получили плитку шоколада, сокрытую до поры меж бумаг в моих руках.
— Спасибо, — приятно удивились вкусной мелочи и тут же добавили. — У нее обход в восемь начинается.
Я благодарно кивнул и направился на третий этаж. Собственно, как и рассчитывалось — десять минут до восьми, все ко времени. В триста пятнадцатой, правда, моему визиту не обрадовались — дородный старик, закрывшийся от мира развернутой газетой, потребовал оставить его наедине с кроссвордом и расправленной постелью. Но тут подтвердилась старая мудрость, что принципы и возмущение — это, конечно, важно, но десять тысяч — это десять тысяч, и ради них можно побродить по больнице с половину часа, желательно оставаясь на верхних ее этажах. Тем более, если дело касается девушки.
Я же занял его место на койке и с головой накрылся простыней. Ибо есть опасность, что Ника просто сбежит обратно в коридор, меня завидев, а так хоть в комнату зайдет. Ждать отчего-то пришлось долго — дама, по традиции, запаздывала.
Примерно через двадцать минут скрипнула дверь, в комнату просочились шорохи и шумы коридора, которые отчего-то не торопились уходить. Более того, в комнату прошли как минимум три пары ног, замерев возле двери.
— Итак, коллеги. Ника Сергеевна, прошу. — Раздался уверенный женский голос в возрасте.
— Уважаемая комиссия. Ежеев Андрей Валентинович, шестьдесят три года, — заторопился взволнованный и весьма знакомый девичий голос. — Диагноз… Андрей Валентинович, вы не спите? — Деликатно уточнили у меня.
Затем тихонечко подошли и тронули уголок простыни, открывая лицо.
— Привет. — Чуть смущенно поздоровался я с Никой.
Резко взвыло предчувствие, но реакция девушки, на рефлексах всадившей мне в грудь огненный шар, оказалась быстрее.
Окатив холодком, рассыпалась артефактная пуговица на рубашке.
— О боже мой! — Оборвал наступившую секундную тишину возглас у двери, и из комнаты кубарем выкатились иные присутствующие, тут же заголосив, убегая по коридору.
Кажется, они требовали скорую и полицию.
— М-ма… М-ма… — Смотрела на меня огромными глазами Ника, а затем перевела взгляд на круглый черный отпечаток обуглившейся ткани на моей груди.
— Чего я пришел то, — тоже посмотрев на безвозвратно загубленный халат (казённая собственность, между прочим!) и собственную рубашку (лично гладил), вздохнул я.
— А? — Снова посмотрела она на меня шокированным взглядом.
— С желанием вчера не получилось. Так что выдаю новое: сегодня в шестнадцать летим ко мне домой, из Домодедово, чартером. Встреча у четвертого входа, правое крыло. Ведешь себя прилично, папу, сестер и домашних животных мне не обижаешь, прилетаем в воскресенье. Как принято?
— Т-ты живой, — изумилась Ника и как будто бы даже обрадовалась. — Ты живой!
— Ну конечно живой, — проворчал я, поднимаясь. — Ладно, еще смской продублирую. Удачи!
После чего прислушался к приближающейся суматохе из коридора, сделал выводы и выскользнул в открытое окно, спрыгнув на мягкий газон. Ну эту суету…
С чем и проследовал далее, недовольно поглядывая на испорченную одежду. Ладно хоть пропуск не поврежден, но вид совершенно непрезентабельный. Надо будет еще один халатик позаимствовать.
Между тем, события в палате триста пятнадцать не собирались завершаться.
— Еремеева! — Гаркнул сверху хорошо поставленный мужской голос. — Что тут происходит?!
— Станислав Георгиевич, это недоразумение! — С жаром возразили ему.
— Какое, к чертям, недоразумение?! Где пацент?!
— Он вылез в окно! — Растерянно пробормотали ему.
— Вы выкинули тело в окно?!!
— Нет, он сам вылез!
— Вы рехнулись, Еремеева?! От вас сбежал труп с магическим поражением грудной клетки?!
Из окна тут же высунулась седая голова мужчины в годах и внимательно осмотрела окрестности. Я из вежливости помахал ему рукой, прикрывая свой непрезентабельный вид прижатыми к груди бумагами.
— Где тело, Еремеева?!!!
— С-станислав Г-георгиевич, он внизу, он просто убежал!.. — Попыталась пробраться к окну Ника.
— Значит так, Ника Сергеевна. Я не верил в эту вашу справку, я дал вам шанс!
— Станислав Георгиевич, он живой, он будет сегодня в шестнадцать у четвертого входа в аэропорт Домодедово!
— Вон из моей больницы!!! — Рявкнули так, что стекла задрожали. — И кто-нибудь, в конце концов, вызовите полицию! — Донесся уставший голос, удаляясь из комнаты. — И родственников Ежеева…