Коронованная любовью
Шрифт:
— Вы хотите сказать, что они славонцы?
— Разумеется, славонцы, — ответил король. — Безмозглые болваны! У нас есть отличные инструкторы, но их ничему не удается обучить.
Сказал он это очень сердито, а затем добавил:
— Если они опять по своей распущенности допустят повторение утреннего происшествия, вы проигнорируете случившееся. Вы поняли?
Они уже вошли в вестибюль, и Хиона решила не возражать королю в присутствии слуг.
И такой шум из-за трехлетнего мальчика! Она все еще держала розу,
Второй завтрак снова тянулся нескончаемо, а когда Хиона наконец смогла уйти в свою, как она полагала, личную гостиную, ее там поджидали обе ее фрейлины.
— Я подумала, ваше высочество, что сейчас самое подходящее время объяснить вам некоторые правила этикета, соблюдение которых во дворце его величество требует неукоснительно.
Хиона покачала головой.
— Мне очень жаль, — сказала она, — но я хотела бы побыть сейчас одна, чтобы написать своей матери. Сообщить ей, что происходило после моего приезда сюда, и рассказать о поездке.
Баронесса встревожилась.
— Надеюсь, ваше высочество не упомянет в письме к принцессе о прискорбном и возмутительном нападении на ваш поезд, которое устроили эти ужасные революционеры. Думаю, это ее напрасно встревожило бы.
— Насколько мне известно, — ответила Хиона, — только двое из них были ранены, а мы все остались целы и невредимы, так что все обошлось.
— Ваше высочество очень смелы, — сказала баронесса. — Но я слышала, его величество отдал приказ, чтобы революционеров, которые будут изловлены в следующем месяце, немедленно вешали, чтобы им неповадно было устраивать такие нападения.
— Ах, нет! — воскликнула Хиона. — Это жестоко и не нужно! И ведь могут схватить невиновного!
— Всех революционеров следует уничтожить, — объявила баронесса. — Вы согласны, графиня?
— О, конечно, — ответила вторая фрейлина. — Если его величество не будет держать их в узде, никто из нас не сможет спать спокойно.
Хиона решила, что было бы ошибкой продолжать этот разговор. Но беспощадные намерения короля привели ее в ужас.
Ведь даже если бы первоначальный план был приведен в исполнение и поезд сожгли, как сказал ей Невидимый, и она сгорела бы в нем, страшнее воздаяния придумать было бы нельзя.
Однако она дала ясно понять, что хочет остаться одна, и фрейлины удалились, но с таким видом, словно их ожидает суровый выговор за неисполнение своих обязанностей.
Хиона села за секретер в углу комнаты и начала письмо матери и Хлорис.
Она написала, как ей их не хватает, а затем перешла к рассказу о своем прибытии в Дюрик, рассудив, что баронесса была права и нет нужды пугать принцессу упоминанием о происшествии на перевале.
На корабле она уже написала им несколько длинных писем, в комическом тоне сообщив об эпидемии морской болезни среди пассажиров.
Не забыла она упомянуть и о том, как славонский посол после стольких забот, чтобы она ни на минуту не оставалась одна, не выдержал волн Бискайского залива, и леди Боуден тоже, так что они удалились в свои каюты и вышли из них только в Средиземном море.
Теперь она пожаловалась матери на длиннейшие, скучнейшие речи по-немецки, которые должна была выслушивать на вокзале и утром в парламенте.
Письмо она заключила так:
«Если бы только, мама и Хлорис, вы были здесь, как мы бы смеялись, но улыбки во дворце — редкость. Наверное, потому, что у короля нет для них времени».
Она уже описала, как король все время торопится и как их карета мчится по улицам.
Она как раз заканчивала письмо, когда из спальни в гостиную вошла Мизра.
— Простите, ваше высочество, — сказала она, — но сейчас пришел лакей доложить, что у дверей ждет депутация матерей с детьми. Дети принесли цветы для вас, и матери спрашивают, понимая, какая это дерзость, смогли бы вы их принять.
Хиона положила перо.
— Ну конечно! — сказала она. — Распорядитесь, чтобы депутацию проводили в одну из гостиных. Я сейчас же спущусь к ним.
Мизра замялась.
— Лакей, ваше высочество, говорит, что не может справиться у дворецкого, тот сейчас отдыхает, а сам он не знает, как следует поступить в подобном случае.
— Поступить следует так — проводить женщин в какую-нибудь гостиную, как я уже сказала, — ответила Хиона. — Не думаю, что их много.
— Десять — пятнадцать, ваше высочество, и их дети.
— Передайте лакеям мое распоряжение, — приказала Хиона.
Мизра торопливо вышла, а Хиона дописала письмо, положила в конверт и запечатала.
Потом пошла в спальню, где ждала Мизра, и сказала:
— Отправьте мое письмо, Мизра. А где депутация?
— В первой комнате справа от входной двери, ваше высочество, — ответила Мизра, — но я не совсем уверена, что вы поступаете правильно.
— Я еще никогда не принимала депутаций, — ответила Хиона, — и намерена получить от этого удовольствие сполна.
Она засмеялась и решительным шагом направилась по коридору к лестнице, втайне опасаясь, что, если она не поспешит, кто-нибудь отправит женщин восвояси, прежде чем она их увидит.
Лакей, тот самый, что поднялся наверх, решила она, открыл перед ней дверь, выходившую в мраморный зал, и она вошла в небольшую комнату, видимо, приемную для просителей.
Там, как и сказала Мизра, она увидела десяток женщин, и около каждой стоял ребенок, а то и два с букетиками в ручонках.
Видимо, все они чувствовали себя неловко и жались друг к другу с нервным видом.
Однако Хиона заметила, что многие из них были очень красивы, а те, что помоложе, просто блистали красотой — огромные глаза, ниспадающие на плечи волосы.