Коронованный странник
Шрифт:
Смущенный, но все ещё не веривший в справедливость слов Аракчеева Норов, освободив руки, сказал:
– Хорошо, поедем. Завтра поутру и поедем. Если замечу недовольство военных поселян, гренадеров твоих, то поступлю с тобой и с поселениями так, как задумал. И не вздумай вперед нас эстафету посылать, чтобы приготовились ко встрече. Все в таком виде узреть хочу, как оно на самом деле есть!
Аракчеев всем телом произвел какое-то радостное движение и с ликованием воскликнул:
– Узрите, помазанник, узрите! Восхищены будете и в который раз возликуетесь тому, что Господь Бог ниспослал вам мысль премудрую, которую я, как верный раб и пес, в исполнение надлежащее привел ради процветания державы нашей!
Выехали в Новгородскую губернию ранним утром следующего дня, и Норов, поглядывая через окошко кареты на проносящиеся мимо деревья, уже почти потерявшие листву, думал: "Недаром змей зовет меня к себе - уж наверняка послал курьера ночью, чтобы предупредил начальство. Но меня обмануть будет трудно. Я сам все разведаю, всех расспрошу, и когда уличу ненавидимого всеми жестокого временщика, прогоню, лишив не только положения в государстве, когда министры с докладом к нему ходят, но и чина и даже имения".
К вечеру того же дня въехали на земли, отведенные под поселения гренадерского графа Аракчеева полка, о чем узнал Норов, когда карета остановилась и сам Аракчеев бросился открывать дверцу и выставлять подножку.
– Что ж, прибыли?
– холодно спросил Норов.
– Еще как прибыли, ещё как!
– с елейной радостью, гундосо проговорил Алексей Андреевич, подавая "императору" руку, чтобы тот оперся на нее, сходя на землю.
Норов осмотрелся - он находился в уютной, чистой деревеньке. Вдоль прямой, как палка, улицы стояли по обеим сторонам большие деревянные дома под тесовыми крышами. На фронтоне каждого прибит номер, возле домов толпятся люди, устремив жадные взоры на прибывшего царя.
– Ну, рассказывай!
– потребовал Норов.
– Да и показывай!
Аракчеев радостно закивал, облизал тонкие губы и заговорил:
– Сами изволите видеть, ваше величество: живут хозяева и постояльцы первые справа от дома, а вторые слева - дружно и мирно. Ротные командиры, изволите наблюдать, стоят вон там, у дома под нумером один.
– Да все это я и сам-то вижу, - осматривая через лорнет деревню, сказал Норов.
– Но почему же все на улице? Или ты их нарочно предупредил о моем приезде?
– Никак нет-с, - помотал стриженой головой Аракчеев.
– По собственному наитию, восприняв ваше приближение, словно эфир, разлитый в воздухе, вышли поселяне вас встечать, ибо всем сердцем преданы престолу и отечеству...
– Да полно болтать!
– резко прервал Норов словоизлияния временщика. В дом веди!
– Непременно, непременно!
– закудахтал Аракчеев.
– Вот-с, с нумера первого и начнем-с...
– Нет, я, к примеру, с третьего нумера хочу начать!
– А не извольте беспокоиться, - ещё больше ссутулился Аракчеев.
– И в третьем будем, да токмо порядка, церемониала ради, давно уж заведенного, вам с первого начать непременно надобно. Позднее узрите, что разницы никакой не имеется.
Вкрадчивая настойчивость временщика убедила Норова, и он, подходя к крыльцу, сам удивлялся и негодовал на себя за то, что поддался уговорам Аракчеева.
В избе, большой и разделенной на несколько покоев, с большой беленой печью в самом "пупе" дома, его встретили хозяева - бородатый красивый мужик в полувоенном кафтане и молодая баба с холеным, лоснящимся лицом, с кокошником на голове, в красивой кофте и поневе. Баба на блюде держала каравай, и низко поклонилась высокому гостю, когда Норов застучал каблуками ботфортов по чистым, хорошо выстроганным доскам пола. Ребятишки, в основном мальчики, обряженные в мундиры гренадерского полка, стоя кучкой у окна, тоже отдали "императору" глубокий поклон.
– Ну, как живется, хозяева?
– отламывая корку от каравая и отправляя её в рот, спросил Норов, внимательно осматривая покои дома.
– Христос и полковые начальники-отцы берегут!
– радостно улыбаясь, тотчас ответил хозяин.
– Да ещё их сиятельство граф Аракчеев пестует. Не житье, государь, а малина!
– Малина, говорите?
– не поверил Норов.
– А разве мне не говорили, что солдаты-постояльцы вам притесняют всечасно, что работы вы полевые и огородные чинить не можете из-за службы?
Хозяин решительно мотнул головой:
– Никогда такого не бывает, чтобы солдатики, что у нас стоят, мешали нашему жилью - в полном мире и спокойствии проживаем, и в случае чего можем ротному командиру принести жалобу. Работы же все чиним в срок, безо всякого помешательства, а посему, ко сну отходя, благодарим Бога, вас, государя императора, и высшего начальника нашего их сиятельства графа Аракчеева!
– Ну, ну, - был обескуражен Норов.
– А каково пропитание ваше? Достаточно ли?
– Ах, более чем достаточно!
– всплеснула руками хозяйка, полагая, виднщо, что вопрос касается лично её.
– Сами поглядите, батюшка царь!
И молодая женщина, взяв в руки ухват, прислоненный к печи, ловко выхватила из её жерла объемистый горшок, поставила его на широкий стол, сняла крышку, и по избе тут же понесся аромат вкусного, сытного варева.
– Что же это?
– подошел к столу Неров.
– Сами извольте отведать - шти!
– подала Норову деревянную, расписную ложку хозяйка.
Норов взял ложку, но заперпнуть спервоначалу не смог - такими густыми оказались "шти". Проводил ложкой в горшке, поворочал варево - увидел, что в горшке плавает изрядный по размерам кусок прекрасного мяса. Обнаружил мелконарезанную капусту, овсяную крупу, морковь и свеклу. Попробовал вкусно!
– Ну, только щи одни?
– спросил.
– Не токмо, - улыбалась хозяйка.
– На одних-то штях и ноги протянешь.
И снова ухват пошел в ход, и уж на столе стояло деревянное блюдо с птицей, покрытой румяной корочкой и поднявшей вверх ножки.