Коронованный странник

Карпущенко Сергей Васильевич

Илья, широко протянув кнутом по крупу коренника, крякнул и сказал, не оборачиваясь:

– Я, ваше величеств, Анисиму в сем вопросе полный заединщик. Мы слуги ваши, и скорбями вашими так же болеем, а может, и ещё крепче. Верните себе прежнее имя, если нужда к тому позовет, а то натерпитесь обид от лихоимцев.

Александр хоть и почувствовал в слвоах слуг непозволительную вольность, на которую прежде они бы никогда не отважились, но искренность их речей все искупала, поэтому Александр, тронутый, а не рассерженный, сказал:

– Оставайтесь со мной, друзья. Недолго нам осталось ехать. Даст Бог, не встретим больше препятствий, ведь не одними же каверзниками полнится моя держава. Ну, а если снова попадем в скверную историю, обещаю вам поступить так, как вы мне посоветовали, чтобы честь свою сохранить.

И Александр, умилявшийся собственному человеколюбию и незлобивости, почувствовал, что ресницы его увлажнились и защипало в носу.

... Дорога, ухабистая и пыльная, зазмеилась в редком подлеске; вдруг резкий протяжный свист, показавшийся Александру вначале свистом какой-то птицы, донесся из густых кустов, что стояли впереди, на краю дороги, и не успел смолкнуть этот свист, как с обеих сторон, преграждая дорогу бегущей тройке, выскочили бородатые люди. Двое из них, подскочив слева и справа, на ходу вцепились обеими руками в недоуздки пристяжных, повисли на них так, что лошади, двигавшиеся рысью, проволокли их по земле саженей с десять. Но мужики те, видно, были крепкими и тянули лошадиные головы к земле с такою силой, что левая пристяжная пала на колени, встал и коренник и правая пристяжная. Илья же, быстро смекнув, в чем дело, привстав на козлах, так рьяно охаживал все ещё державшихся за упряжь людей кнутом, что те извивались, как угри на горячей сковородке. Но ещё несколько разбойников уже бежали к тройке, и Александр понял, что здесь, сейчас будет неуместно спасать свою честь объявлением того, что в коляске едет сам император России, по прихоти путешествующий в офицерской шинели, без конвоя и свиты. Совсем иной способ спасения открылся перед ним - никогда прежде он не поднимал на людей пистолет, никогда не сопротивлялся силой силе, потому что прежде не нужно было себя защищать (поединок с Севрюгиным в счет не шел), а поэтому теперь, желая после гомельской истории посчитаться со злом, Александр, видя, сколь успешно отбиваются от наседающих разбойников его слуги сорвал крючки с полированного пистолетного ящика, выхватил из бархатных углублений нижней части прекрасные дуэльные пистолеты с гранеными стволами, тщательно заряженные дней пять назад, и, насколько прицелившись, пальнул в сторону мечущихся из стороны в сторону серых кафтанов.

Куда угодила пуля Александра, знал лишь тот кто издал отчаянный вопль, но вчерашний государь России увидел, что серые кафтаны отпрянули от лошадей, бросились в разные стороны. Один разбойник попытался было напасть на самого Александра, для чего выхватил из-за веревки, служившей ему поясом, топор, но пуля второго пистолета пресекла его намерение. Илья же, положивший на землю ударами кнута двух разбойников, с явным наслежданием потчевал их крутой ременной кашей, крича между тем Александру:

– Ваше высокоблагородие, палите из пистолетов, палите! Никому не дадим уйти! Будут знать, как честных путников на дорогах грабить!

Но заряженных пистолетов у Александра уже не было, поэтому он соскочил на землю с обнаженной шпагой, готовый нешуточно постоять за себя. Погнавшись за одним грабителем, решившим, что, елси быстрая ретирада и не принесет ему богатства, то хотя бы сохранит жизнь, Александр, кольнув убегавшего в тощий зад, принудил его лечь на землю и прокричал, видя, что при других вора тоже лежат:

– Илья, доставай скорей веревки, вожжи - татей сих вязать станем!

Не прошло и двух минут, как из-под облучка были извлечены нужные для пленения грабителей орудия, и скоро все четверо оставшихся в живых воров оказались связанными по рукам одной длинной и прочной веревкой. Александр же, очень довольный собой, прохаживался мимо них, помахивая шпагой в то время, как Анисим вкладывал заряды в стволы опорожненных пистолетов - на всякий случай, а Илья с деловитой невозмутимостью поправлял упряжь, приведенную разбойниками в беспорядок. Воры же, потупив взоры, угрюмо молчали. Все они были разновозрастными мужиками, от тридцати до шестидесяти лет, облаченными в серые полуформенные кафтаны.

– Что, кантонисты?* ((сноска. Кантонист - солдатский сын, который со дня рождения был приписан к военному ведомству.)) - задорно спросил Александр.

– Истинно говорите, к поселениям приписаны, - кивнул один пожилой мужик.

– Так что же вам, поселенцам, богатств что ль неправедным захотелось?
– возвысил голос Александр.

– Каких там богатеев, - глухо отвечал другой мужик, помоложе, кинув на победителя огненный взгляд, пущенный из-под косматых бровей.
– Хлеб-то не каждый день едим, не говоря уж о мясе, про которое забыли...

– Ну уж, не ври-ка, мне, поселянин! Я ли жизни вашей не знаю?
– махнул шпагой Александр, будто сметал в сторону мнение, которому ничуть не верил. Он хорошо помнил, как приезжал в новгородские поселения своего друга Аракчеева, как встречали его там сытые, всем довольные поселенцы, а хозяйки в праздничных одеждах звали его отведать обычной их еды. Александру всегда нравилось пробовать кислые щи, наваристые, густые, ароматные, съедать кусочек жирного карпа, водившегося в устроенных специально прудах, жареной свинины. Он всегда щедро одаривал хозяев и оставался доволен этими простыми людьми, Алексеем Андреевичем и, главное, самим собой, придумавшим для России такую полезную и наинужнейшую вещь - военные поселения. Поэтому и не верил он сейчас поселенцам-разбойникам, говорившем ему о своей нужде.

– Видно, плоховато знаешь, барин, ты жизнь нашу, - ответил ему тот же мужик.
– Поедем к нам, здесь недалече. Сам все и узришь.

– Что ж, поедем!
– запальчиво воскликнул Александр.
– Если окажется, что прав ты и не солгал, всех вас отпущу. Наоборот выйдет - передам полковому начальнику, и уж палок вам не избежать! А ну-ка, Илья, прявжи их к коляске, да только пусть вначале кто-нибудь расскажет, куда ехать.

Через пять минут коляска катилась в нужном направлении, а плененные грабители трусили вслед за экипажем, связанные одной веревкой. Тела же двух убитых так и остались в дорожной пыли, дожидаясь, пока за ними приедут родичи, чтобы с причитаниями везти их в дома, покинутые неудачливыми ворми ради пищи для себя и своих близких, жен, родителей, детей.

Коляска прыгала на ухабах уже с полчаса, вдруг Александр увидел, что по дороге ему навстречу движется солдатская колонна - взвод всего, не больше, но вначале Александр по причине послеповатости не разобрал, почему же солдатики такие низкорослые.

Подъехали поближе, и Александр увидел, что маршируют одетые в мундиры мальчонки лет семи-десяти, возглавляемые капралом и положившие на плечи ружья-палки. Капрал же, завидев офицера, едущего навстречу и желая, видно, показать выучку своих подчиненных, прокричал:

– А ну гусиным шагом - марш!

И тотчас мальчишки присели на корточки и ловко заковыляли, поднимая клубы пали, по-гусиному.

– Здравстуйте, солдаты!
– остановив коляску, прокричал Александр, премного умилившись, глядя на будущих защитников отечества.
– Хорошо идете!

– Рады стараться, ваше высокоблагородие!
– тоненькими голосками пропищали ребятишки.

– А кормят-то вас как? Сыты?

Не замечая того, какие страшные рожи корчит мальчикам капрал, Александр услышал ответы: