Корпус обреченных

Хай Алекс

— Алексей Иоаннович, вы нужны мне в больнице.

Мы с братом переглянулись, и я оставил Виктора с частью группы на улице, а сам вместе с Черкасовым и парой его людей направился к входу в корпус.

— Парень в порядке?

— Уже да. Успели помочь.

— Задержанный под стражей?

— Да это медсестра местная, — отозвался я. — Либо запугали, либо заплатили. Неодаренная, простолюдинка. Просто сделала инъекцию.

Экспедитор покачал головой.

— Что ж, сейчас всех оформим и заберем

в управление.

— Мы с братом хотели бы присутствовать на допросах, если это возможно. Хотя бы неофициально.

— Ваша светлость, это несколько выходит за рамки.

— Мы все равно будем проходить как свидетели. Ну пустите нас послушать за зеркальце! Тем более заслужили.

Черкасов вздохнул.

— Иногда мне кажется, что вы несколько ошиблись с выбором места службы, ваша светлость. Потому что вместо подготовки к Спецкорпусу вы упрямо продолжаете играть в сыщика.

Я внимательно уставился на экспедитора.

— Играть ли, Евгений Александрович?

* * *

— Готов, Дима?

Вместо ответа раздался лишь стук клавишей старенького компьютера.

— Начинаем. Протокол допроса подданной Его Императорского величества Матвеевой Алисы Павловны двести семьдесят третьего года рождения…

Мы с Виктором стояли в маленькой темной комнатушке перед широким окном, выходившим в допросную комнату. Действительно, это было прозрачное стекло, как в фильмах. Ассистент Черкасова любезно принес нам два кофе в гербовых мельхиоровых подстаканниках.

— Двадцать восемь лет, — автоматически посчитал Виктор.

Сейчас медсестра выглядела даже старше. То ли пережитый страх, то ли холодный свет в допросной не добавляли ей привлекательности, но я мог разглядеть и круги под глазами, и морщинки на лбу, и трясущиеся от напряжения руки, прикованные к столу.

Ей даже не дали снять униформу — она так и сидела перед Черкасовым в белом халате и дешевых резиновых больничных туфлях.

Черкасов представился по форме и объяснил все формальности, на что девушка едва кивнула.

— Алиса Павловна, вы задержаны по подозрению в покушении на убийство. Статья сто пятнадцатая, часть первая Уголовного кодекса Свода законов Российской империи…

— Да какие там подозрения, красавчик? — Девушка внезапно подняла голову и уставилась на Черкасова в упор. — Шприцы наверняка уже нашли, на них мои пальчики. Охранники тоже меня видели. И любой эксперт определит по времени, когда был введен препарат.

— Значит, признаетесь?

— Лучше так. У вас же вроде бы за чистосердечное признание относятся милосерднее?

— Мы ко всем милосердны, Алиса Павловна, — сухо ответил экспедитор под стук клавиатуры. — Но вы правы — против вас достаточно обличающих фактов.

— И что теперь? Каторга? Тюрьма?

— Следствие

и суд, но решать буду не я. — Черкасов подвинул к девушке бумажный стаканчик с кофе. — Со сливками и сахаром. И поскольку моя задача — выяснить подробности, я буду рад понять, зачем вы это сделали.

Медсестра тряхнула головой и взялась за стакан кофе. Сделав глоток, она печально улыбнулась.

— Что ж, мне хотя бы попался симпатичный дознаватель. Хоть какая-то радость во всем этом беспросветном депрессняке… Хотите знать, почему? Мне заплатили. Очень много. Столько, сколько я бы вряд ли когда-либо смогла накопить.

— И какой же курс у тридцати сребреников в наши времена?

— Пять тысяч рублей, — пожала плечами девушка. — Наверняка для вас это странно. Но вам, аристократу, не понять. У вас дар, перстень, служба и наверняка будет хорошая пенсия. Вы никогда не оказывались на моем месте.

Пять тысяч — значительная сумма! На эти деньги можно было купить однокомнатную квартиру в Петербурге или «двушку» в не самом отдаленном пригороде. Разумеется, это будет довольно простое жилье — без подземных парковок, мраморных парадных холлов и прочего. И все же для человека вроде этой Алисы Матвеевой такая сумма и правда была очень крупной.

— Почему же, Алиса Павловна, — отозвался Черкасов. — Деньги серьезные. У вашей семьи финансовые трудности?

Девушка бросила умоляющий взгляд на портсигар и зажигалку, которые Черкасов специально выложил на стол. Экспедитор позволил ей закурить.

— Финансовые трудности у моей семьи начались еще когда я была младенцем, — выдохнув дым, сказала медсестра. — Мой отец вложил все деньги в финансовую пирамиду. Еще в самом начале. Потом, когда получил прибыль — а она ведь тогда была, на первых порах, — он заложил квартиру. Наше единственное жилье. И все рухнуло в один миг. У нас не осталось ничего. Нас просто вышвырнули на улицу.

Знакомая история. Аграфена просветила.

— Пришлось уехать в деревню к родственникам матери. Она не простила отца и развелась. Нас с братом забрала с собой. У нас ничего не было. И даже чтобы оказаться на своем текущем посту, мне пришлось вытаскивать себя из кромешной задницы тамбовской деревни.

— Если подумать, у вас все неплохо получалось, Алиса Павловна, — заметил Черкасов. — Из деревни выбрались, попали в столицу. Работу нашли стабильную. Быть может, еще лет десять — и ситуация бы улучшилась…

— Нет у меня десяти лет в запасе, господин экспедитор, — девушка яростно потушила окурок в пепельнице. — Даже года у меня нет. Зато есть четвертая стадия неизлечимого заболевания. Неизлечимого — для обычных людей. Для тех, кто не может позволить себе услуги маголекарей.

Мы с Виктором переглянулись, думая об одном и том же.