Корректировщик истории. Три бестселлера одним томом
Шрифт:
– Так. Туда – Белгородское шоссе, сюда, следовательно, – в центр города. Осталось найти улицу знаменитого товарища публициста Чернышевского. Но сначала перекусить нужно. Сейчас до следующего угла дойдем и отдохнем.
Оборонительное сооружение оказалось охраняемым. Торчало из амбразуры между мешков с песком рыльце «максима», стоял часовой.
– Товарищ боец, где улица Чернышевского, не подскажешь?
– Не знаю. Проходите, товарищи лейтенанты, не положено здесь.
Опергруппа присела на смятую металлическую балку,
– Найдем, – сказала Катрин, доставая из вещмешка банку консервов. – Где-то мы рядом с Чернышевским.
– Может, все-таки карту нужно было взять?
– Какую карту, Земляков? – с грустью поинтересовалась Катрин. – Довоенную? Туристическую? Попробовать изыскать немецкий план города? Тебе было бы интересно порасшифровывать, да? Оглянись, толмач.
Дворы, заваленные мусором. Сарайчики, все деревянное в которых разобрано и растащено на дрова. Размокшие бумаги в снегу, оборванные провода. Мертвые окна. Заунывно ноющий на ветру, свисающий с крыши лист жести. Из живых существ лишь две галки, расхаживающие по козырьку подъезда и с надеждой поглядывающие на людей.
Женька глотнул из сунутой начальницей фляги. Вода отдавала железом. В животе немедленно заурчало. Женька смущенно спросил:
– Кать, а где люди? В смысле гражданские? Неужели никого не осталось?
– Остались, – Катрин достала из-за голенища немецкий штык-нож, вспорола крышку банки. – Народ здесь научен горьким опытом. Чувствуют, что не сегодня так завтра начнется пальба. Кто уходит, кто погреб готовит. А кто уже в Лесопарке, в овраге лежит. Ничего, после войны все наладится-отстроится-забудется. Время пройдет, кое-кто начнет поговаривать, что при немцах лучше жилось. Вечный огонь в Лесопарке погасят. В целях экономии дорожающего газа. Ладно, ешь…
Женька ковырнул ложкой бурую массу. Вроде бы овощи тушеные.
– Известная немецкая провокация, – пояснила Катрин. – Сверху морковка с капустой, снизу мясо. Перемешивай…
Трофейные консервы были, в общем-то, ничего. Только хлеба к ним имелось маловато. Опергруппа не торопясь обедала, наблюдая за улицей. Кое-кто живой здесь все-таки был. Вышла из подъезда женщина, увидела военных и на всякий случай нырнула обратно. Проковылял дед с плетеной кошелкой. Прошла девочка-подросток, отчего-то очень испуганно глянула на Женьку.
– Надо бы кипятка набрать, – заметила Катрин. – Нам здесь еще гулять и гулять. Вот найдем искомый дом, прощупаем. А потом что? Где бы нам тебя с хозяйством пристроить, а, товарищ младший лейтенант? Чтоб и мне спокойно было, и тебе?
Женька пожал плечами. Город давил своей пустотой и безысходностью. Неужели это потому, что знаешь, как скоро немцы будут здесь? Ты знаешь, а остальные, выходит, просто чувствуют? Инстинктивно?
Мимо опять прошла девчонка. Некрасивая, в неуклюжем пальто. Бомжиха. Разве что коса пушистая из-под платка торчит. Снова глянула затравленно. Глаза черные. Как у грачей.
– Кать,
– Ну? – наставница вслед девчонке не смотрела, хотя бесспорно видела туземку.
– Кать, а она…
– Жрать она хочет, – довольно злобно сказала наставница. – Война здесь, Земляков. Со всеми вытекающими.
– А…
– Отдай, – сумрачно разрешила сержантша. – Выкрутимся как-нибудь. Один черт, аппетит соплячка перебила.
Женька подхватил полупустую банку, быстрыми шагами догнал девчонку. Та шарахнулась.
– У нас тут овощи остались. Жрать будешь? – грубо спросил Женька.
Девчонка хотела что-то сказать, но только кивнула. Вовсе она и не была похожа на галку. Глаза чересчур огромные, болезненные. Такие только в японских мультиках рисуют.
Девчонка, ссутулившись над банкой, шмыгнула во двор. Женька в полной растерянности вернулся к начальнице.
– Ну ты джентльмен, Земляков, – насмешливо заметила Катрин. – «Жрать будешь?» Очень галантно. Хоть бы ложку забрал. Уволокла ведь боевой прибор.
– Я, наверное, сильно оброс, – мрачно сказал Женька. – Шарахаются.
– Не особенно. Красавица, видно, не слишком опытна. Обрадовалась, что на халяву нарвалась, расплачиваться не придется.
– Что?
– То самое. Неравнодушен ты к рыжеватым. Смотри не подцепи чего-нибудь.
– Кать, да что ты такое гонишь?!
– Ладно, понравилась или просто сострадание проявил – один хрен. Ты бы хоть спросил, где здесь Чернышевский проживал.
– А он здесь проживал?
– Евгений, тебе нужно горячего и сладкого чаю попить, – сочувственно сказала наставница. – Сахар весьма способствует возобновлению умственной деятельности.
14.20.
Перекресток улицы Чернышевского и переулка Маяковского
Нашли быстро. Номера на домах сохранились, да и вообще квартал оказался не слишком поврежден бомбежками. Катрин разглядывала дома, в основном дореволюционные, двух– и трехэтажные:
– Да, похоже, сюда знаменитые братья Веснины не успели руку приложить. Ну и ладненько, осталось угадать, в каком доме наш немецкий мемуарист ночь коротал?
Из пяти домов обитаемыми оказались лишь два. Из-за забитого досками окна за опергруппой кто-то следил. Катрин велела не останавливаться, не привлекать внимания. Свернули в безлюдный переулок, потом во двор узкого четырехэтажного дома, выходящего фасадом на перекресток. Стало понятно, почему он необитаем, – все перекрытия до первого этажа были пробиты бомбой, часть стены рухнула, зияли лестничные марши, ветерок шевелил поблекшие лохмотья обоев на стенах.
– Давай-ка, Земляков, полюбопытствуем внутренним интерьером, – начальница дружески хлопнула по плечу, и Женька, придерживая винтовку, полез к ближайшему окну.