Корректор реальности
Шрифт:
Выход вверх, переворот, мотор дает сбой, сердито чихает и выпускает полосу дыма. Ничего страшного, отрицательная перегрузка… Мотор хватает бензин полной глоткой и снова мощно ревет. Четверка немцев брызнула от наших «ястребков» вверх. Что, страшно стало, геноссен? То ли еще будет, о-го-го!
Мы успеваем атаковать вторую, идущую несколько ниже, пару немцев. Стреляем на пределе, метров с четырехсот. Зеленая дробь трассирующих пуль гонится за «худыми» и настигает одного из них. Но попаданий мало… Впрочем, ему хватает. Пустив серый дым, немец разворачивается на запад. Дым густеет, становится все более темным. Может, и вспыхнет «месс» через минуту-другую… Но следить за ним некогда. Первая пара выскочила вверх и уже падает на нас. А мы висим почти без скорости.
– Андрей! Вниз! Камнем!
Падаем, но немцы успевают нас обстрелять. Я получаю два-три попадания из пулемета в правое крыло, и одну пулю в кисть правой руки…
…стукнуло так, что дернулась ручка управления. Истребитель вильнул. Обалдело смотрю на разбитую руку, мертвой хваткой уцепившуюся за «баранку» ручки. Боли нет, модификант блокировал боль. Но кисть меня пока не слушается. Совсем. Она как под заморозкой. Идет кровь, видны мелкие белые осколки костей. Приехали… Что же делать? Знаю, что могу вынести и более серьезные повреждения, от раны в руку я не умру, но вот как управлять машиной?
– Андрей, я ранен. Разбита правая кисть. Не могу управлять самолетом. Прикрой, братишка…
«Ишачок» Андрея слева подходит ко мне. Близко-близко. Я вижу его перекошенное испугом лицо. Но сообразительности он не утратил.
– Тур, левой рукой спокойно и не торопясь сними правую с ручки. Попробуй поднять ее вверх… Та-а-к… Зацепи ее, чем хочешь, за что-нибудь повыше… Заправь пальцы правой руки под резинку очков, что ли… Управляй пока левой. Через минуту чувствительность вернется. Веришь? Не боишься?
Я весело хмыкнул.
– Умирал – не боялся, а тут… Немцы где? Ты за ними смотришь?
– Немцев майор пуганул. Они уже слиняли. Давай быстро на аэродром. Кровь перестала идти?
– Ага! – Я немного удивлен. – Совсем перестала!
– Это и хорошо, и не очень хорошо… Перед посадкой опустишь руку и пару раз стукни ею обо что-нибудь. Пусть кровоточит, понял?
– Да, твоя мысля ясна. Так и сделаю… Еще бы сесть.
– Сядешь, куда ты денешься. Не прыгать же с такой пустяковиной на руке. Тем более – самолеты мы взаймы взяли… Заодно и повод срочно смотаться будет. Терпишь? Терпи-терпи… Скоро аэродром…
Пока мы этак развлекались болтовней, время шло себе и шло… А еще через пару минут я увидел полосу прибитой колесами самолетов травы, палатки, прикрытые масксетями капониры, мачту с полосатым конусом. Мы прилетели на аэродром, боевой вылет закончился. Теперь бы сесть толком. Как я вовремя спросил техника про кусачки!
Капитан Иванов, сжав губы в тонкую ниточку, неприязненно смотрел, как вынимают из кабины истребителя потерявшего сознание капитана Плешакова. Только что его истребитель неуклюже приземлился на покрытую травой взлетную полосу. Но не стал гасить скорость и заруливать на стоянку, а покатил себе в конец полосы, и только там снизил обороты зачихавшего мотора.
Вслед за ним, почти впритирку, сел И-16 его ведомого. Он немного принял влево и быстро догнал стоящий на краю площадки маленький зеленый самолетик. Туда уже несся побитый санитарный автобус и аэродромная дежурка с людьми. Из лесочка, звеня колоколом, к истребителям мчалась перекрашенная в защитный цвет пожарка.
Было видно, как летчика быстро выдернули из кабины истребителя, потом его закрыли спины людей в белых халатах, а потом в «санитарку» загрузили носилки. Машина дала несколько громких гудков, распугивая столпившийся аэродромный народ, и покатила к санчасти. А аэродром продолжал жить своей жизнью. На посадку заходила пара командира полка.
– Что за беготня на полосе? – сердито осведомился комполка, освобождаясь от парашюта.
– Этого капитана ранило… Ну, приданного… командировочного.
– Э-э-х, плохо-то как! Серьезно ранило?
– Пока не знаю. Но живой он, живой! Да вон его ведомый бежит. Сейчас доложит.
К истребителю комполка подбежал старший лейтенант… как его фамилия-то? Никак на память не идет…
– Товарищ майор! Приняли бой, ну, да вы все сами видели… Капитан Плешаков ранен в кисть правой руки, товарищ майор. Опасности для жизни нет, но нам надо срочно везти его в Москву. Прошу дать команду вашему военврачу, товарищ майор! А то он его чуть ли не оперировать собрался.
– Как же так? Как ранен? Когда? Я же видел, как вы с немцами крутились?
– Вот и докрутились… Цапанул немец командира. Разрешите убыть в Москву, в госпиталь, товарищ майор? Время не терпит!
– Да вы мне и не подчинены, чтобы разрешение-то спрашивать… Езжайте, конечно, езжайте, старший лейтенант! Все время забываю вашу фамилию…
– Так Миколайчук же, товарищ майор. Прикажите заправить нашу полуторку бензином. И с собой бы немного, до Москвы добраться?
– Добро, сделаем. Что еще?
– Еще? – Старший лейтенант с незапоминающейся фамилией и лицом подошел поближе и негромко сказал: – Еще, товарищ майор, не надо никаких слухов и разговоров вокруг двух временно прикомандированных летчиков. Не было их и нет. Никаких упоминаний о нас в документах, никаких рапортов и докладов. Боевой вылет летчиков полка прошел успешно. Все самолеты вернулись на аэродром. Боевых потерь у вас нет. Так ведь? Ну вот… Разрешите идти? Есть!
Как только полуторка отъехала от аэродрома, я приоткрыл глаза. Притворяться больше не требовалось. Надо мной склонилось улыбающееся лицо Андрея. Подо мной лежал тощий матрасик нашего энкавэдэшника.
– Ну, как вы, ранбольной? Клешня шевелится?
Я пошевелил пальцами, вылезающими из-под аккуратно сделанной, еще чистой, повязки.
– Шевелится… и знаешь, Андрюха, она и не болит… Чудеса, да и только!
– Какие там, к черту, чудеса. Технологии! – Он уважительно поднял палец вверх. – Модификант – это звучит…
– Громко, – не дал я ему закончить. – Особенно – после горохового супа… Что делать-то будем, ведомый?
– Спасать тебя будем, командир. И лечить. Отдельная палата с видом на голубое море. Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья. Фрукты, процедуры, то-се… Полный покой! Тогда будет полный порядок.