Корректор. Книга вторая: Птенцы соловьиного гнезда
Шрифт:
Вечером, возвращаясь с репетиции, Яна раздраженно призналась себе, что эта история все еще не дает ей покоя. Войдя во дворик отеля, она бросила взгляд на второй этаж. Несмотря на то, что циферблат часов отсчитывал последние минуты до полуночи, окно Дзинтона светилось. Папа был дома и, похоже, не на автопилоте. Сбросив у порога обувь, Яна всунула ноги в тапочки – в эту пору в коридорах уже становилось прохладно – и тихо поднялась на второй этаж. Она поскреблась в дверь и сунула нос в приоткрывшуюся щель.
– Привет, Яни, – откликнулся Дзинтон. – Заходи.
Демиург
– Как репетиция? – спросил Дзинтон, поднимаясь на ноги и потягиваясь. Он подошел к соседнему креслу и опустился в него, вытянув ноги и закинув руки за голову.
– Как всегда, – сообщила девушка. – Все вразнобой голосят, одна я пою толком, только никто не замечает. Пап… со мной тут сегодня такая история случилась…
– А именно? – поднял бровь Демиург.
– Встреча. Я запись включала, так что посмотри сам. Начало примерно в полседьмого.
– Угу… – кивнул Дзинтон и прикрыл глаза. Пару минут спустя он взглянул на Яну. – Понятно. Ну что же, такого следовало ожидать. Если есть "нормальные люди", то почему бы не появиться и "бригадам освобождения" или чему-то подобному? Нормальная реакция. Ты как будущий психолог и социолог должна понимать, что в любом обществе всегда существуют группы людей, исповедующих крайние точки зрения. Причем молодежь в такие группы втягивается в первую очередь. Возрастная тяга к признанию – могучая сила.
– Пап, но почему Тори такой дурак? Я понимаю, что всем хочется казаться большими и сильными, но всерьез болтать о сопротивлении, о следующей ступени эволюции…
– Почему нет? Ты обратила внимание на реакцию Дзири?
– Н-нет… А что за реакция?
– Плохо у тебя с наблюдательностью, – констатировал Демиург. – Она же напала на тебя, когда ты атаковала Тори. Да и он на нее посматривал чаще, чем на всех других, вместе взятых. Очевидно, между ними какие-то близкие отношения, сложившиеся или складывающиеся. Так что половину сказанного им можно отнести на счет распушения хвоста перед подругой. Что же до второй половины… Возможно, за этим стоит что-то более серьезное, чем кажется на первый взгляд. Ты обратила внимание на фразу Минары о том, что весной Тори казался совсем другим человеком?
– Да нет как-то… – смутилась Яна.
– За полгода человек может измениться очень сильно и самостоятельно, особенно в вашем возрасте. Но также возможно, что на него кто-то влияет. Вот и выясни, кто. Или хотя бы заставь его понять, что эта дорожка кривая и скользкая.
– Я?! – девушка приоткрыла рот от удивления. – Но как?
– Не знаю, – пожал плечами Демиург. – Твое дело. Прояви сообразительность. Ты вполне взрослая, чтобы иметь свою голову на плечах.
– И что, мне опять с этим кретином общаться? – надулась Яна. – Он же на всю голову больной! Опять драться полезет, и я его пришибу ненароком. Может, ты сам, а? У тебя хорошо получается.
– На всю голову больной… – пробормотал Дзинтон. – Зря ты так быстро клеишь на людей ярлыки. Ты же совсем его не знаешь.
– А что знать-то? Я точно такие глупости никогда бы не стала говорить. Тоже мне, Бригады освобождения!…
– Не стала бы? – прищурившись, посмотрел на нее Демиург. – Ты так уверена, Яни?
Девушка напряглась. Она знала этот взгляд. Похоже, она ляпнула что-то совсем-совсем неправильное. Настолько неправильное, что вместо обычной нотации ее ожидает что-то другое.
– Хочешь кино посмотреть? – спросил ее Дзинтон небрежным тоном. Яна только вздохнула. На риторические вопросы отвечать не полагается… – Ну-ка, сядь толком и расслабься.
Яна с неохотой спустила ноги на пол, опустила руки на подлокотники и устроилась поудобнее. Она терпеть не могла прямые трансляции, но, надо отдать отцу должное, его кинушки обычно стоили последующей головной боли.
– На счет три, – произнес Демиург. – Раз… Два… Три!
Он щелкнул пальцами, и Яна провалилась в кромешную темноту без звуков, в которой не было ничего, даже ее тела.
– …Принес? – спросил холодный женский голос. Темнота потихоньку рассеивалась, и в ней забрезжили два человеческих силуэта. – Сколько здесь?
– Тридцать тысяч, госпожа. Все, что нашел в кассе, – ответил мужской голос. Его обладатель пытался казаться храбрым и решительным, но в голосе явно проскальзывали нотки страха.
– Врешь! – все так же холодно ответила женщина. Темнота потихоньку рассеивалась, и в ней уже почти различались лица. Почти. Еще чуть-чуть… Почему женский силуэт кажется таким знакомым? – Цми, в кассе было минимум пятьдесят. И еще ты прихватил с витрины горсть золотых цацек.
– Нет, госпожа! – панически всхлипнул мужчина. – Честное слово, нет!
– Вот как? – в женском голове прозвучал сарказм, и словно в ответ свет вспыхнул ярко, безжалостно освещая лица присутствующих. Яна неслышно задохнулась. Это – Карина? Да. Невысокая и хрупкая, но… совсем-совсем другая. На лице – хищное выражение затравленного зверя. Настороженный взгляд сверлит лицо стоящего перед ней коренастого мужчины средних лет. Комната с деревянными, прогнившими от времени стенами, окно с выбитыми стеклами – и с полдюжины молодых девчонок и парней, с бесстрастными лицами стоящих у стен и наблюдающих за происходящим.
– Вот как? – повторила лже-Карина. Она шагнула вперед. – Значит, честное слово? Цми, ты получаешь двадцать процентов от того, что выносил по нашей наводке. По-моему, вполне справедливая доля, особенно с учетом того, что мы все планируем за тебя. И я, кажется, уже предупреждала, что случится, если попробуешь скрысятничать еще раз. Предупреждала?
– Предупреждала, госпожа! – простонал мужчина. – Честное слово, не было там больше!
– Честное слово… – задумчиво проговорила девушка. – Ну что, поверим ему еще раз? А, Яни?