Коррида
Шрифт:
Чико рассмеялся:
– Хочу вас спрятать, вот оно как! Я ручаюсь, что в том месте, куда я вас отведу, они вас не найдут.
– Спрятать меня?! Но зачем?
– Ну как же? Чтобы они снова вас не схватили!
Теперь рассмеялся Пардальян.
– Мне не нужно прятаться. Успокойся, они меня не схватят.
Чико больше не настаивал, он не задал ни одного вопроса и не выказал ни удивления, ни беспокойства.
Раз Пардальян сказал, что все в порядке, значит, так оно и есть. От радости сердце карлика готово было выскочить из груди. Он схватил вторую
– Что ты делаешь, дурачок?.. Обними же меня!..
И он запечатлел два звучных поцелуя на покрытых нежным пушком щеках Чико, который, покраснев от удовольствия, изо всех сил обнял шевалье.
Пардальян поставил карлика на землю и грубоватым тоном, за которым он хотел скрыть свое волнение, сказал:
– Теперь в дорогу! Раз уж тебе так хочется отвести меня куда-нибудь, проводи меня на постоялый двор «Башня». Там нас с распростертыми объятиями примет самая молодая, самая прекрасная и самая любезная хозяйка Испании.
Через некоторое время они уже были возле трактира. Хозяйка, однако, куда-то запропастилась, и тогда Пардальян принялся изо всех сил колотить в дверь. Он достиг своей цели: вскоре появилась малышка Хуана, чтобы поглядеть на нахала, который производит такой грохот.
Малютка Хуана очень изменилась. Она казалась печальной, тоскующей, безразличной. Раньше ее аппетитные розовые щечки напоминали два яблока, теперь же ее лицо было бледным, почти восковым. Это обстоятельство странным образом приближало ее природную изысканную красоту к идеалу. Ее лихорадочно сверкающие черные глаза были прекрасны, но под ними виднелась синева.
Казалось, она совсем недавно перенесла какую-то тяжелую болезнь. Шевалье сразу заметил беспокойство Хуаны, ее нерешительный взгляд и какую-то отрешенность. Однако скоро он убедился, что прелестная хозяйка осталась такой же кокеткой, как и прежде.
Похоже было, что Хуана нарядилась в ожидании важного для нее посещения. Все в ее элегантном и богатом наряде выдавало желание нравиться: изящные атласные туфельки, шелковые чулки с вышивками, прелестная юбочка, шелковый кружевной фартук, опять же шелковый корсаж, соблазнительно облегающий ее тонкий гибкий стан, бархатная кофточка, украшенная галунами и кисточками, очаровательная небрежность прически, наконец, алый цветок граната, приколотый к волосам.
Но кому же она так хотела понравиться? Кого ждет Хуана? Такие вопросы задавал себе Пардальян и, казалось, находил на них ответ, потому что лукаво улыбался и косился на Чико, разинувшего от восхищения рот.
Увидев Пардальяна и Чико, Хуана вспыхнула. Ее глаза засияли. Она сложила свои тонкие ручки и скорее простонала, чем вскрикнула:
– Матерь Божия! Господин шевалье…
Хуана готова была рухнуть на пол, но шевалье тут же оказался рядом и подхватил ее. Пардальян улыбался. Улыбку эту вызвала одна любопытная деталь. Хуана закричала: «Господин шевалье!», но смотрела она в этот момент на Чико.
Шевалье поднял ее на руки и бережно усадил в кресло. Затем он стал приводить Хуану в чувство:
– Ну же, все хорошо, моя милая. Откройте ваши прекрасные глазки.
Хитро покосившись в сторону окаменевшего Чико, еще более бледного, чем хозяйка, Пардальян сказал:
– Это пустяки. Это от радости, мое появление было для нее неожиданностью. Никогда не предполагал, что бедняжка Хуана так ко мне привязана…
Обморок и впрямь был недолгим. Красавица почти сразу открыла глаза и, мягко отстраняя от себя шевалье, смущаясь и краснея, сказала:
– Это пустяки… Это от радости…
И – конечно же, совершенно случайно – Пардальян заметил, что взгляд Хуаны был устремлен на Чико, и улыбка тоже предназначалась ему.
– Вот видишь, а я что тебе говорил: это все от радости, – слова шевалье казались абсолютно искренними.
Обращаясь к Хуане, он добавил:
– Теперь, милая моя, когда с вами снова все в порядке, я могу вам сказать, что чертовски хочу есть, пить и спать… Знайте, что я не ел, не пил и не спал уже две недели!
– Две недели! – ужаснулась Хуана. – Как же это возможно?
Чико сжал кулаки и глухо сказал:
– Значит, они пытали вас голодом? – голос карлика дрожал. – О, негодяи!..
Ни он, ни она ни секунды не сомневались в словах Пардальяна.
Раз он сказал «две недели», значит, так оно и было. Да, он выглядит крепким, полным жизни и сил, но это потому, что он – сеньор Пардальян, то есть исключительное существо, полубог, который выше всех человеческих слабостей. Он сильнее, смелее и умнее простых смертных.
Пардальян все это понимал. Он был очень тронут такой чистосердечной верой в него и посмотрел на молодых людей с нежной жалостью. Однако он терпеть не мог, когда окружающие замечали его чувства, и поэтому вскричал с наигранной грубостью:
– Да, черт возьми! Две недели! Моя дорогая Хуана, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы мне принесли поесть и приготовили постель, в которой я с радостью растянусь сразу после еды. Завтра мне понадобятся силы. И еще одно: мне нужно поговорить с моим другом Чико кое о чем, чего не должны слышать ничьи уши – исключая ваши, такие маленькие и такие розовенькие, – поэтому я прошу вас предоставить мне комнату, где я буду уверен, что нам никто не помешает.
– В таком случае я сейчас провожу вас к себе и все улажу, – весело сказала Хуана, оживавшая прямо на глазах. Одной рукой она схватила руку Пардальяна, другой – Чико и повлекла их куда-то со смехом, может быть, немного нервным. Хуана была просто счастлива, что сегодня у нее такие посетители.
Когда они достигли ее комнаты, Хуана собралась выйти, чтобы отдать необходимые распоряжения. Однако шевалье остановил ее и торжественно и проникновенно произнес:
– Дорогая Хуана, я уже говорил вам, что вы для меня – словно сестра. Если судить по той радости, которую вы выказали сегодня, увидев меня целым и невредимым, я тоже стал для вас братом. У нас во Франции после долгой разлуки брат и сестра целуются. Неужели здесь не принят такой обычай?