Коррида
Шрифт:
– Дурак!.. – крикнул он. Растерявшийся Чико уставился на своего друга.
Он не понял, почему тот так на него рассердился.
Глава 20
БИБ-АЛЬЗАР
Пардальян понял, что это может продолжаться бесконечно: он никак не мог добиться желаемой развязки. А шевалье нельзя было терять времени: ему еще нужно было отдохнуть. Поэтому он отказался от своего замысла насчет двух наивных влюбленных. Приняв это решение, Пардальян воскликнул:
– Черт подери! Моя дорогая Хуана, вы решительно забыли, что
– О Господи! – Хуана вскочила с кресла. – Я совсем забыла, что вы целых две недели ничего не ели!
Мигом из влюбленной девушки она превратилась в хорошую хозяйку. Может быть, ее не совсем удовлетворило объяснение с Чико, и все-таки ее сердечко трепетало от радости: Хуанита знала, что для Чико она одна на всем белом свете и он будет любить ее до последнего вздоха.
Пардальян с улыбкой слушал, как распоряжается Хуана – она хотела придать своему голосу больше строгости, но это у нее никак не выходило.
– Барбара, Брихида, живо приборы в мою комнату… Праздничные приборы. Лаура, голубка, беги в погреб и принеси самого старого и лучшего вина. Посмотри, не осталось ли там вувре, захвати две бутылки… и еще две бонского, и хереса, и аликанте, и портвейна. Пошевеливайтесь же! Изабель, выбери самую жирную птицу, зарежь, ощипли и быстро неси к моему отцу. Батюшка, быстрее к плите, приготовьте такой обед, будто стараетесь для самого монсеньора Эспинозы!
Старый ворчун Мануэль, окруженный поварятами, отвечал:
– Боже мой! Дочурка! Что случилось? Что за посетитель к нам пожаловал? Не иначе как инфант.
– Больше, больше, папочка: сеньор де Пардальян вернулся!
Хуана с таким выражением произнесла эти простые слова, что никакая самая длинная речь не могла бы заменить их. Нужно думать, что не одна она испытывала восторг в тот момент, ибо почтенный Мануэль тут же помчался поприветствовать своего гостя.
Дело в том, что шевалье не знал одной вещи: его участие в корриде и то мастерство, с которым он заколол быка, сделали его популярным в городе.
Все знали, что Пардальян рисковал жизнью, чтобы спасти Красную Бороду. Говорили, что шевалье было схватили, но ему каким-то чудесным способом удалось вывернуться.
Наконец шептались о том, что Пардальян навлек на себя гнев короля стычкой с Тореро. Тореро был всеобщим любимчиком: его обожали как жители Севильи, так и вообще вся Андалузия.
Короче говоря, благодаря всем этим обстоятельствам шевалье восхищались и знать, и чернь. Но проявлялось это восхищение по-разному. Любой придворный был бы счастлив сразиться с Пардальяном. Напротив, среди простого люда не было ни одного человека, который не пошел бы за него на смерть.
…Тем временем старуха Барбара, которой помогала Брихида, не переставая ворчать, – наверное, чтобы не отвыкнуть, – принесла праздничные приборы, как и приказала ей Хуана. Мануэль, поздоровавшись с гостем, побежал назад к своей плите. Он клялся, что «сеньор де Пардальян сегодня пообедает так, как он редко обедал даже во Франции, знаменитой своей кухней».
Наконец стол был накрыт. Хуана славилась не только красотой, но и умением хозяйничать. Она начала прислуживать шевалье – сама, как и обещала.
Может быть, обед Мануэля и не был несравненным шедевром, как он торжественно провозгласил, однако вина оказались хороших сортов и почтенного возраста, сладости – изысканны, а фрукты – так просто восхитительны. К тому же прислуживала шевалье прелестная девушка, которая так мило улыбалась, что Пардальян, присутствовавший на многих роскошных обедах, мог с чистой совестью назвать этот одним из лучших.
Шевалье ел, понятно, за четверых, но все же не забывал и про Чико: он внимательно следил, чтобы его гостю прислуживали так же, как ему. К тому же Пардальян помнил о своих делах. За едой он не переставал подробно расспрашивать Чико, а тот по обыкновению четко и ясно отвечал на вопросы шевалье, который очень ценил это качество карлика.
Короче говоря, Пардальян устроил что-то вроде допроса, благодаря которому ему удалось выяснить следующее: Чико нашел чистую бумагу с подписями короля и великого инквизитора. Он был уверен, что потерял ее шевалье. Малыш решил заполнить пергамент, чтобы проникнуть в монастырь и немедленно освободить Пардальяна.
К несчастью, сам он не мог взяться за это дело: Чико не обладал достаточно представительной внешностью. Поэтому он подумал о доне Сезаре. Но карлик никак не мог его отыскать. Все, что он смог сделать, – это выяснить, что дона Сезара ночью перевезли из того дома, где его держали прежде, в дом с кипарисами. Тогда Чико решил, что сначала ему нужно освободить Тореро, а потом уж с его помощью – Пардальяна.
Дом с кипарисами он знал великолепно, так что сторожа Тореро значительно облегчили ему задачу, перевезя дона Сезара именно туда.
Однако Чико напрасно рыскал по подвалам этого дома. Того, кого он искал, там не было.
Карлик подумал, что узника могли держать на верхнем этаже дома. Чико хорошо знал, как туда пробраться, и его смущало вовсе не это. Ведь наверху сторожа и прислуга… Нет, об этом не могло быть и речи.
Положение было слишком серьезным. Слабому малышу явно недоставало сил, чтобы сделать все в одиночку. Однако он все же попытался. Чико рисковал, он чуть было не попался, но так никого и не нашел. У него осталась последняя надежда: он вспомнил о доне Сервантесе.
Как назло, поэт, который в то же время был чиновником, отправился в Кадис, где – мы в этом убеждены – изнывал от скуки.
Бедному Чико в его попытках освободить шевалье повезло только однажды. Ему удалось завести разговор с одним преподобным отцом. Чико наплел ему с три короба, и тот пропустил его в монастырь. Наконец малышу удалось повидать своего друга! Но он давно заметил, что за ним со всех сторон следят, и поэтому боялся предпринять что-нибудь серьезное.
Увы! На этом везение Чико закончилось. Ему не удалось больше встретить того отца и снова проникнуть в монастырь. Услышав об этом, Пардальян улыбнулся. Он-то знал, почему получилось так, что карлику удалось пробраться внутрь.