Коррупционер

Путилов Роман Феликсович

— Товарищи комсомольцы — на трибуне Игорь смотрелся импозантно: — мы, комсомольцы консерватории постоянно ищем новые, современные формы приобщения наших граждан к великой силе искусства, в частности, к музыке. Недавно я с моими коллегами с оркестрового факультета, образовали комсомольский музыкальный коллектив «Трубадуры», основной целью которого стала развитие новых форм знакомства населения с такими, редко исполняемыми, видами музыки, как музыка европейского средневековья и музыка русских скоморохов. Мы, с нашим молодым, талантливым коллективом, решили внедрить хорошо забытые, но, очень интересные приемы и стили исполнения музыкальных произведений, как например танец. Да, товарищи, наши девушки -скрипачки, очень красиво танцуют во время исполнения музыкальных произведений. Наши советские граждане очень позитивно приняли результаты усилий студенческой молодежи. Наши выступления

собирают большое количество публики. Два дня назад, во время проведения фестиваля на площадке у ЦУМа, какие-то хулиганы начали рваться на сцену, с целью сорвать выступление наших музыкантов. Когда я попытался призвать их к порядку, меня ударили по лицу, сбили с ног, и пользуясь моим беспомощным состоянием, открыто похитили принадлежащие мне сто рублей. После этого, хулиганы убежали. Через некоторое время, появился милиционер, как я позже узнал, комсомолец Громов. Когда я обратился к нему за помощью, он отказался со мной разговаривать, а потом, вообще, допустил ряд антисоветских высказываний. В частности, когда он узнал, что это комсомольское мероприятие, он сказал, что, цитирую «вас, сволочи, давно пора к стенке поставить или утопить». В результате, товарищи, проведение фестиваля сорвано. Большое количество наших сограждан стали свидетелями этой криминальной выходки, отсутствие реакции милиции на факт совершения этого преступления. Мои артисты — музыканты, просто боятся работать в этих условиях. Поэтому, комсомольская организация консерватории, с поддержки Горкома комсомола, обратилась к комитету комсомола городского УВД о необходимости дать оценку действиям комсомольца Громова. У меня все, товарищи. Мои комсомольцы очень надеются на адекватную реакцию на проступок Громова со стороны своих товарищей-комсомольцев из милиции.

— Слово предоставляется комсомольцу Громову — Лидочка оторвала одобрительный взгляд от красавца-музыканта-комсорга и кивнула мне: — Регламент две минуты.

— Не было такого регламента — проворчал я, аккуратно собирая разложенные на соседнем стуле бумаги: — На прения минута — был, а на мое выступление регламента не было.

— Ты, Громов — влез с комментариями замполит: — там не бубни, правовед, то же мне. Тебя ни пять минут не спасут, ни бумажки твои вечные, прости господи.

— Неправда ваша, товарищ майор. Поговорка ведь не зря говорит — без бумажки ты какашка. — я помахал перед замполитом заполненными листами, и пока замполит соображал, кого я назвал какашкой, я начал выступление.

— Дорогие коллеги! Почти все мы здесь немножко юристы. Во всяком случае, те, кто каждый день, на улице, борется с преступностью, помогает гражданам, ежеминутно и быстро решая, на первый взгляд, простенькие, но очень важные юридические вопросы. И хотя, судя по сегодняшнему судилищу, наши комсомольские и политические руководители, страдают юридическим нигилизмом, я обращаюсь к вам — сотрюдникам нашей роты, как к людям, немного разбирающимся в законах и правовых вопросах.

— Громов… товарищ Громов, вы что себе позволяете! — майор из городского комитета попытался меня перебить, но его оборвал секретарь собрания.

— Товарищ майор — Юра Быков просто лучился от возможности поставить начальство на место: — Не прерывайте Громова. Вам будет предоставлено слово. Потом, по регламенту, в течении одной минуты.

— Я продолжу, товарищи — я аккуратно разложил листы на трибуне: — Так вот, это фарс напоминает мне комедию «Ревизор» незабвенного Гоголя. Помните, там два дурачка, Бобчинский и Добчинский, увидели какого-то жулика и прибежали к городничему с вестью, что в город приехал ревизор. Так и у нас, наши комсомольские вожаки притащили сюда жулика и, на основании его лживых слов, собираются выгнать меня из комсомола.

Орали все, и зал и президиум. Продолжалось это все минут пять. Я молча ждал, пока шум не стихнет, потом продолжил:

— Продолжаю, товарищи. Меня обвиняют в срыве важного комсомольского мероприятия. У меня вопрос — есть хоть одна бумажка, что на территории перед ЦУМом проводится музыкальный фестиваль. И я вам отвечу — нет такой бумажки, потому что притворяющийся потерпевшим гражданин из консерватории жулик, всего лишь, наглый и жадный жулик, но не умный.

Я обернулся к президиуму. Если наш замполит и Лидочка еще ничего не поняли, и не отрывали от меня испепеляющих взглядов, то майор из города и инструктор из Горкома комсомола, очевидно, стали что-то подозревать, во всяком случае в их глазах появилась растерянность.

— Предыстория этого судилища такая — комсомолки консерватории решили повысить свой профессиональный уровень, и что греха таить, немного подзаработать. По случайности,

я живу рядом с общежитием консерватории и, с некоторыми студентами, по соседски, знаком. Они ко мне обратились, как к студенту юридического, что надо сделать, что бы все было правильно. Я посоветовал провести комсомольское собрание, создать комсомольский музыкальный коллектив, на собрании решить, что эти деньги распределяются среди участников, какую-то сумму направлять на материальную помощь неимущим студентам, платить взносы и так далее. Короче, сделать все правильно, по-социалистически. И это не пустые слова, вот объяснительные от участников музыкального коллектива — я потряс бумагами.

— Ребята пошли со своими вопросами к этому гражданину, притворяющемуся комсомольским организатором- я махнул рукой в сторону побледневшего Игорька: — он сказал, что все оформит, все согласует, а на ребятах лежит ответственность за музыкальную и артистическую часть. Через неделю гражданин Бочаров сообщил комсомольцам, что все оформлено, и можно выступать. Фестиваль, который я, якобы сорвал, выглядел следующим образом — пару часов в день, ребята из консерватории играли, танцевали и пели, а Бочаров регулярно обходил круг зрителей с шапкой и собирал деньги. Сколько денег он собирал почти каждый день — никому не известно. По вечерам он давал ребятам какие-то суммы, говорил, что сам он забирает на взносы, материальную помощь и организационные расходы тридцать процентов выручки. Несколько дней назад Бочаров привел какого-то парня, сказал, что это охрана, а за охрану придется платить еще двадцать процентов….

Крик и ор поднялся снова. Игорь что-то гневно выкрикнул и выбежал из Ленинской комнаты. После этого все внезапно замолчали, потом, в тишине, впервые подал голос инструктор горкома:

— Ну что, товарищи, подведем итоги. Предлагаю собрание прекратить, так как все стало ясно.

Народ одобрительно зашумел и стал подниматься с мест. Я не сдержался и крикнул, хлопнув ладонью по крышке трибуны:

— Ну ка, все сели, собрание еще не закончено. Извините, за несдержанность, но собрание заканчивается решением собрание, а я еще не закончил свои оправдания. Коллеги, скажите, а вам не надоело, вот такое, пренебрежительное и презрительное отношение к нам, рядовым сотрудникам? Приходит какой-то хмарь, который, в течении недели, прикрываясь комсомолом, открыто совершал преступление, предусмотренное статьей двести девять Уголовного кодекса РСФСР. Что, товарищи начальники, забыли статью такую? Так я процитирую: систематическое занятие попрошайничеством наказывается лишением свободы, ну, и так далее. А когда ему такие же жулики дали по морде и забрали деньги, полученные преступным путем, жулик стал снова притворятся комсомольцем, и попытался меня политически репрессировать. Благо, не на того нарвался. Но, если бы на моем месте был бы например, наш товарищь, скромный и тихий Олег Боголюбский, что бы тогда было? Уголовная шпана, прикрываясь коммунистическими лозунгами, смешали бы милиционера с дерьмом, а, специально обученные, товарищи, забыв, что они, в первую очередь, наши товарищи, призванные охранять интересы рядовых комсомольцев, радостно бы кричали: Ату, его, козла! Так что ли получается? Поэтому, товарищи, что бы вновь такой бездоказательной травли рядовых сотрудников не было, я предлагаю вынести следующее решение комсомольского собрания: — первое — материалы, направленные в наш адрес из комитетов ВЛКСМ консерватории, Города и Городского УВД признать клеветническими.

Второе — предложить комсомольским собраниям консерватории, Горкома ВЛКСМ и Городского УВД разобрать на собраниях роль присутствующих здесь комсомольских работников, а также, покинувшего нас гражданина Бочарова Игоря, на соответствие занимаемой должности и высокого звания комсомольцев. И третье- поставить перед партийным комитетом Дорожного отдела внутренних дел вопрос о партийной ответственности заместителя начальника Дорожного РОВД по политической работе за профессиональную безграмотность и политическую близорукость. Кто за — прошу голосовать.

Члены президиума покидали Ленинскую комнату, бросая неприязненные взгляды на комсомольцев, единогласно поднявших руки за мою резолюцию.

— Юра, давай протокол, я сегодня вечером в пяти экземплярах отпечатаю на машинке, а завтра разошлю по всем адресам, заказными письмами, а то реально, с дерьмом каждый раз мешают, а ты слова не скажи.

— Лидочка не подпишет такое решение — Юра каллиграфическим почерком вписывал в протокол количество проголосовавших.

— Юра, если она не подпишет, я в роту к пяти подойду. Мне надо будет пару человек, чтобы расписались, что комсорг отказалась поставить подпись под протоколом собрания. Ты впишешься?