Коррупция

Леонов Николай Иванович

– Я дурак?

– Ты просто новичок на чужом стадионе, – ответил Гуров. – Ты даже не знаешь правил игры. Выздоравливай. Он будет расспрашивать обо мне, так ты в последний раз меня видел прошлым летом, в кафе. У тебя материальные сложности, займи у него денег. Ты ни за кем не следил. Ты пошел переулком, где живет твоя знакомая, машину оставил – женщина замужняя, а машина твоя в ее семье известна. Все понял?

– Кажется.

– Не хочу пугать, лишь констатирую факт. Если они узнают, что ты был со мной на Алтуфьевском в роще, убьют.

Положив трубку, Гуров начал бесцельно разгуливать по квартире. Ольга была в школе, жена на работе, делать совершенно нечего. Со дня возвращения девочек прошло

два дня. Гуров ждал звонка. Так история закончиться не может, в этом он не сомневался. Чем дольше он думал и сопоставлял, тем вернее убеждался, что семью ему вернули не потому, что испугались угрозы, и генерал никак не мог быть центральной фигурой Корпорации. «Мой кавалерийский налет, конечно, оказался неожиданным, – рассуждал Гуров, – но не определяющим. Они изменили тактику, поэтому вернули девочек. Какую они преследуют цель и зачем я им нужен? Как информатор? Прежде чем за меня взяться, на подполковника Гурова собрали досье. Я живу скромно, не пью, никогда не шел на компромиссы с преступниками, скорее наоборот, известен как максималист, человек упрямый и несговорчивый. Доносчики у Корпорации есть, незачем им затевать рискованную дорогостоящую операцию ради приобретения еще одного стукача». Складывалась обычная история, когда вопросов значительно больше, чем ответов. Лишь в одном он не сомневался, что не сегодня, так завтра раздастся телефонный звонок и подполковника милиции преступники пригласят на переговоры. И он на переговоры пойдет, так как ему нужен не Потапов, а человек, который отдает команды, принимает решения. Роль Лебедева в Корпорации ясна – министр финансов. Возможно, не единственный финансист, наверняка есть и другие. Однако ясно: Лебедев – не глава, а как до него добраться?

Глава 4

В ресторане международного аэропорта Шереметьево-2 обстановка для каждого была знакомая. Бесчисленное количество столиков было сервировано, кого-то ожидали, а непрошеных посетителей, которые почему-то хотят поесть, у стеклянных дверей встречал монументальный швейцар. Точнее, он никого не встречал, а молча покуривал у закрытых изнутри на скобу дверей и лишь на очень нахальный стук лениво поворачивался и тыкал пальцем в картонную табличку с распространенным словосочетанием «мест нет». В принципе наши объявления очень лаконичны и однообразны по содержанию: «Не входить», «Не стучать», «Не сорить». Есть вариант второй, он же последний: «Закрыто», «Учет», «Ремонт». Со свойственной нам любовью к рационализации мы предлагаем нашему населению одномиллионным тиражом красиво написанное слово «нет». А руководителям с повышенным чувством юмора можно разрешить некоторое разнообразие. Например: «Пошел на…» или «Пошел в…».

Но наши герои обладали властью и деньгами, никакие объявления к ним отношения не имели, и за отдельно стоявшим у огромного окна столиком сидели четверо мужчин. Генерала Потапова Сергея Михайловича и персонального пенсионера Лебедева Юрия Петровича представлять явно не требуется, а вот о двух других мужчинах следует сказать несколько слов.

Роговой Константин Васильевич, которого в узком кругу звали Патрон, видимо, был потомком Гаргантюа, ростом под два метра, весом около полутора центнеров, при бороде, с голосом выпивающего дьякона. Он был задумчив и молчалив. Сидел он, отодвинувшись от стола, в кресле помещался с трудом, рюмку в его руке разглядеть было невозможно, потому казалось, что пьет Патрон непосредственно из ладони.

Константин Васильевич являлся главой Корпорации, и именно его пытался найти подполковник Гуров. Сыщик и Патрон встречались уже дважды. Но в монументальной, величественной фигуре с депутатским значком на лацкане пиджака определить главу преступного клана мог лишь господь, а Гуров, как известно, был лишь человек.

Рядом с Патроном, немного

сдвинувшись в сторону, так как места не хватало, сидел Волин Руслан Алексеевич, среди своих его звали Референт. Ему было сорок с небольшим, одевался он на английский манер, носил дымчатые очки, курил трубку, голос имел тихий, интеллигентный, и, когда начинал говорить, присутствующие замолкали, слушали затаив дыхание, то есть вели себя разумно, как ведут себя все смертные, когда говорит Референт или Помощник – ведь известно, что судьбой смертных распоряжаются они, а не Сам Лично, у которого забот и без мелочовки хватает. Референт открывал рот редко, лишь по указанию Самого Лично, был внимателен, умен, прекрасно слушал и обладал незаурядной памятью.

Итак, в закрытом для других ресторане международного аэропорта неторопливо обедали генерал МВД, миллионер, Патрон и Референт.

Патрон говорил, и фразы его, простые и тяжеловесные, прерывались длинными паузами, когда он позволял себе что-нибудь глотнуть либо слегка откушать. В отношении того, что именно глотнуть или откушать, распространяться не следует, ясно, что как смешные запретные таблички, так и ресторанное меню к нашим героям никакого отношения не имеют. А если секрет их застолья раскрыть, то у некоторых может появиться соблазн бросить работу вместе с перестройкой и податься в мафию-корпорацию. Мы никого напитками и яствами не соблазняем, но, если всякие дурные мысли у претендента появятся, предупреждаем, что Корпорация – не партия, туда с характеристиками на простой бумаге не принимают.

– Ты с возрастом глупеешь, – Патрон смотрел на Лебедева ласково. – Тебе следует отдохнуть, подумать о душе. Сейчас мы тебя отпустить не можем. Инфляция, следует обезопасить себя от чужой глупости. Какую сумму ты можешь предоставить? Учитывая всех должников, долевых, левых, правых… Нас интересует не точная цифра, а порядок.

Патрон проглотил коньяк, отвлекся на осетрину, а Лебедев задумался.

Порядок? Значит, плюс-минус миллион его не волнует, рассудил финансист и сказал:

– Один и пять. Миллиарда. Но сконцентрировать такие деньги в одном месте я не в силах.

Патрон огладил бороду, взглянул на Референта, который, казалось, и не слушал, а все свое внимание сосредоточил лишь на том, чтобы аккуратно разрезать яблоко. Но взгляд Патрона он почувствовал мгновенно, поднял голову и согласно кивнул, подтверждая, что цифра соответствует действительности.

– Хорошо, – Патрон снова огладил бороду. – У тебя есть неделя, Эфенди и генерал, – он кивнул на Потапова. – Собери в один кулак максимум и отправляйся на отдых. Как ты сам говаривал: домик, молодая жена и герань на подоконнике. Тебя никто не тронет, я гарантирую.

Лебедев знал, что Патрон слово свое держит всегда, и благодарно кивнул.

Патрон принялся за горячее, все молчали. Мгновенно расправившись с котлетой по-киевски, Патрон перевел взгляд на Потапова.

– Только сопляк мог своровать девок у оперативника. Я не знаю, какое место он тебе дверью прищемил, и знать не желаю.

Потапов головы не поднимал, человек не трусливый, он боялся Патрона больше, чем некогда замминистра – генерал-полковника. Последний мог разжаловать, уволить, оставить без пенсии, а этот бровью поведет – и ни один археолог твоих костей не найдет.

– Ты понимаешь, что люди, даже милиционеры, к нам, финансистам, настоящего зла не имеют. Многие, даже самые-самые принципиальные и глупые, неосознанно испытывают уважение, так как мы умнее, ловчее, оперативнее. Но если мы начнем убивать женщин, на нас поднимутся миром.

– Виноват. Однако, Константин Васильевич, – Потапов всегда называл Патрона по имени-отчеству, – все закончилось благополучно.

Патрон ничего не ответил, лишь покосился на Референта, который тут же ответил тонкой понимающей улыбкой.