Корсар и роза
Шрифт:
— Папа и мама очень хотели бы с тобой познакомиться.
— К чему все эти церемонии? Разве нам плохо вместе? Зачем осложнять себе жизнь?
— Сложности существуют только в твоем воображении. Ты мог бы встретиться с ними и сказать, что мы помолвлены, вот и все. Они бы не стали возражать, поверь мне. Мама, как тебе известно, вообще витает в облаках. Только и знает, что играет ноктюрны Шопена да бегает из дома в дом, разучивая с богатенькими сопляками, которым наплевать на музыку, «Маленького горца» и «На озере Комо». Она не помнит, когда пора обедать, а когда — ужинать. Иногда мне кажется, что
— Вот в точности, как мне сейчас, — ответил он с раздражением в голосе.
— Послушай, Спартак, я же знаю, ты не святой. Есть немало женщин, готовых закрутить с тобой роман. Меня это не радует, но и плакать по этому поводу я тоже не собираюсь. Я тебя принимаю таким, какой ты есть. Но само собой разумеется, что в конце концов мы поженимся, — заявила Альберта.
Вместо ответа Спартак выскользнул из постели и, как был, голым, прошел на кухню, чтобы взять припасенный для нее подарок.
— Это тебе, — сказал он, бросая ей сверток.
Альберта прочла надпись на перевязанном розовой шелковой ленточкой пакете.
— Ты это купил у «Каццолы» в Болонье? Попробую угадать, что там. А-а, знаю. Батистовые платочки с ручной вышивкой, чтобы осушить мои слезы в тот день, когда ты простишься со мной навсегда, — невесело пошутила она.
— Вот и не угадала, — ответил Спартак, одеваясь.
Она развернула пакетик и в восторге воскликнула:
— Шелковые чулки! Господи, какое чудо! Все мои подружки помрут от зависти. Ты ездил в Болонью и среди тысячи важных дел нашел время подумать обо мне. А знаешь, ты ведь и в самом деле неплохой парень! Всякий раз, когда я начинаю сомневаться в твоей любви, ты мне доказываешь, как глубоко я ошибаюсь. — Альберта старалась бодриться, но болезненный спазм сжал ей горло.
Спартак сел на край постели и тихим голосом, не смея взглянуть ей в лицо, произнес:
— Я на тебе не женюсь, Альберта.
— Знаю, — безнадежно кивнула она. — Я всегда это знала. Ни разу, ни единого разу ты мне не сказал: «Я люблю тебя». А другая, кто она? — в упор спросила Альберта.
Она встала с постели и тоже начала одеваться.
— Та, которой нет, — ответил Спартак, думая о Маддалене.
На протяжении двух с лишним лет он всеми силами старался ее избегать, но так и не смог изгнать из своего сердца образ девушки из Котиньолы, болтавшей босыми ногами в воде Сенио и любившей розы.
— Я не заслуживаю обмана, — обиженно запротестовала Альберта, наклонившись, чтобы поднять с полу чулки.
— Я говорю тебе правду. — Он обнял ее за плечи и отвел в кухню, где от маленькой печки исходило приятное тепло.
Спартак наполнил две чашки остатками кофе, и они сели за стол. Оба стали размешивать сахар ложечками, и фарфоровые чашки зазвенели. Каждый был погружен в собственные мысли. В ушах Альберты звучал предостерегающий голос закадычной подруги Элены, ее ровесницы, у которой уже было двое детей: «Если не сумеешь кого-нибудь подцепить, пока тебе
Альберту и так уже считали старой девой, да притом с плохой репутацией и без будущего. Она была из тех молодых одиноких женщин, про которых говорят: «Все их хотят, но никто не берет». О нескольких компрометирующих ее связях с мужчинами было известно всем. Даже директриса начальной школы, пятидесятилетняя вековуха, гордившаяся своим положением «непорочной весталки», смотрела на Альберту свысока и не упускала случая унизить ее.
— Я должна найти себе мужа. Теперь уже неважно, кто это будет, лишь бы женился, — сказала Альберта, поднося чашку к губам. — За тебя я бы вышла по любви. За другого пойду просто, чтобы выжить, — горько призналась она.
— Послушай, Альберта, мы же друзья. Я всегда останусь тебе другом. Ты славная и добрая. Если бы я надумал жениться, то выбрал бы только тебя. Но я влюблен в другую женщину. В ту, которой нет. — Он нежно погладил ее по лицу.
— Не говори глупостей, Спартак. Тебе это не пристало, — отмахнулась она. — Я даже не знаю, о чем ты говоришь, да, по-моему, ты и сам этого не знаешь, — Альберта надела пальто и теперь надевала шапочку. — Слушай, тут есть один тип, может, ты его тоже знаешь, у него на проспекте отличный обувной магазин. Вдовец. Приударяет за мной вот уже несколько месяцев. Правда, у него жирная кожа и сальные волосы, но мне кажется, если бы я приучила его мыться, он был бы совсем даже ничего. Очень приличный господин. Что скажешь?
— Ты больше не хочешь меня видеть. Так?
— Молодец. Десять с плюсом, — кивнула она, направляясь к дверям.
— Ты очень на меня разозлилась? — спросил Спартак, подходя к Альберте и ласково обнимая ее.
— Я злюсь только на себя за свою глупость. Спасибо за шелковые чулки. Не забудь оставить ключ под половиком и поблагодари Эмилио за гостеприимство, — попрощалась она, закрывая за собой дверь.
Спартак был настолько ошеломлен, что не успел даже рта раскрыть. Он ожидал, что Альберта закатит ему сцену, но вместо этого она его нокаутировала одним ударом, чисто, ловко, элегантно.
Ему захотелось догнать ее и попросить прощения. Может быть, Альберта действительно именно та, что ему нужна.
Спартак вихрем слетел по ступеням и догнал ее у парадного.
— Я женюсь на тебе, Альберта, если ты этого хочешь. Хоть сейчас, — сказал он, задыхаясь от бега.
— Убирайся к черту, Спартак! — решительно ответила она и ушла.
Спартак прислонился к дверям парадного. Здравомыслие Альберты спасло его от роковой ошибки. Не было в мире женщины, с которой он мог бы разделить свое существование. Ни одной, кроме Маддалены. Но Маддалена была потеряна для него навсегда.
Глава 7
Беременность протекала очень тяжело. Ее часто рвало, Лена страшно исхудала и совершенно лишилась сил. Она лишь изредка и с большим трудом поднималась с постели, питалась хлебными крошками, залитыми яйцом, да яблоками. Антонио поставил для нее кушетку в кухне у очага, где теперь днем и ночью горел огонь. Женщины с подворья приходили ее навестить, приносили гостинцы и предлагали чудодейственные средства исцеления, не приносившие, однако, никаких результатов.