Корсар. Наваждение
Шрифт:
– Оля, лучше спроси – зачем?
– Зачем?
– Раньше я думал, что мне так жить интереснее.
– А теперь?
– Как в хрестоматийной справке из дома скорби: «Ничем не болен – просто дурак!»
– Такие там не дают.
– Разве?
– Обязательно записали бы нечто высоконаучное и маловразумительное, что-нибудь типа «олигофрении, осложненной шизоидным комплексом и патологической врожденной психопатией».
– Достойно. Так и было?
– Почти. Что-то… вспомнилось «из нечто».
– Из былого? Или – из грядущего?
– Корсар, ты знаешь про былое и грядущее?
– Нет. Но я знаю, кто знает.
– Так кто еще знает?
– Орел.
– Американский?
– Американский – вообще не орел. Помесь грифа с каким-то лысым орланом.
– Тогда – какой?
– Двуглавый, разумеется. Наш.
– Который герб?
– Который – герб.
– Он что, сам тебе об этом сказал? – хмыкнула Ольга.
– Это же элементарно. Двуглавый орел получен Россией от Византии – в виде герба – после женитьбы Ивана III на царевне Софье Палеолог. Кто такой двуглавый орел?
– И – кто?
– Это – двуликий Янус. Бог входов и выходов, озирающий Восток и Запад, ведающий Жизнью и Смертью, знающий Былое и Грядущее… Это – если вкратце.
Ольга только вздохнула:
– Сомнительно.
– Толкований – не счесть. Могу продолжить. Но, боюсь, не время… – Корсар застыл взглядом: – Время… темя… бремя… стремя…
– Как ты влетел во всю эту бодягу со стрельбой, теоретик? – немного нервно спросила Ольга.
– Повезло.
– Сильно?
– Капитально. Хотя везет в этом мире не всем, не всегда и не во всем.
– Кому же не повезло?
– Водителю. Он хотел убить меня. Но – умер сам.
– От умственной невостребованности?
– Нет. Я загнал ему нож в череп. Его нож. Хотя… Если брать широко и философски – да, от умственной невостребованности и общей жизненной несвязухи. – Корсар помолчал, взгляд его сделался пустым и стылым, добавил горько: – Как видишь, у меня ведь и с мортидо [38] все в порядке.
Ольга кивнула на сумку на заднем сиденье:
– Там не труп, случаем?
38
Мортидо – стремление к смерти, выражающееся в желании крушить, ломать, уничтожать, убивать – других или себя; считается в некоторых школах психоанализа столь же «естественным и присущим человеку», что и либидо. Мортидо может быть направлено как на самого индивидуума (членовредительство, анорексия, суицид), так и вовне (убийства, терроризм, война). «Нас уверяют доктора, есть люди, в убийстве находящие приятность…» (Пушкин А.С. Моцарт и Сальери.)
– Труп, как ему и положено, в багажнике.
– Ладно, если кто спросит, скажем – корь свалила.
– Ну. Свинка. Рецидив.
– А если спросят – с чего вдруг?
– Сильно жаден был до денег.
– Так в сумке – деньги?
– Ну да. Типа – добыча. Хрусты. Тугрики.
– Много?
– «На всю оставшуюся жизнь». Это – бонус. Выдается «вместе со смертью». Чтобы остатки жизни, – Корсар мельком машинально бросил взгляд на часы, – прожить веселее.
– И сколько ее тебе оставили?
– Думаю, часов пять.
– Не густо.
– Согласен. Жмоты. Но спорить и торговаться – было уже не с кем.
– Я помню. Разговор не задался. А money откуда?
– Из казино. Где они бывают еще… в таком количестве.
– Миллион? Два?
– Килограммов семьдесят. С гаком.
– Густо. Как получилось?
– Угадывал цифру за цифрой. Номер за номером.
– Это как раз несложно.
– Да неужели? «Гусарская рулетка – опасная игра…»
– Опережающее отражение действительности. Будущее отбрасывает тень на настоящее… Ты просто заглянул чуть-чуть вперед, в ближнее будущее – только и всего.
– Только и всего, – послушно кивнул Корсар. – Хорошо вам, ведуньям, шутить.
– Почему – ведуньям?
– Анаграмма «девы» будет «веда». Выходит, вы изначально знаете то, о чем мы можем только догадываться. А можем и – нет.
– Что ты из себя сироту казанскую строишь? Тоже пэтэушник семидесятых!
– Да не, Белова, ты все толково объяснила.
– Хочешь больше? Слушай.
– «Если хочешь, я спою, слушай…»
– Корсар, заткнись!
– Наука – это…
– Время… нелинейно. – жестко отчеканила Ольга, чуть прищурившись и внимательно глядя на Корсара. – Как писал некогда Фридрих Георг Гегель: «Время есть чистое единство бытия и небытия». Это – понятно?
– Мне? Еще бы…
– Хорошо, – темпераментно продолжила Белова, не заметив иронии. – Время…
– Его никто не любит, – прервал ее Корсар. – Потому что оно отсчитывает дни нашей жизни. И всегда – в минус.
– Дима…
– Но людям претит их собственная скука, и они то подгоняют, то понукают время, словно там, в будущем, их ждет то, что утеряно и в прошлом, и в настоящем. Но…
– Подожди, Корсар. Я не закончила. Будущее уже присутствует и отбрасывает тени…
– На кого – смертную – небытия, на кого – лучезарную – славы и успеха…
– Ты помнишь, что тебе снилось только что?
– Очень смутно…
– Искусство, мифология, грезы – все это происходит как бы в «безвременье бессознательного», когда la vida est sueno, «жизнь есть сон», и выходы из этого смутного лабиринта в реальное существование мучительны и пугающи… – Ольга помолчала, словно собираясь с мыслями, потом сказала: – Опережающее отражение действительности давно известно ученым даже у простейших биосистем…
– Типа амебы…
– Типа того! Процесс познания и предугадывания действительности при неполной информации или даже отсутствии таковой – тоже вполне объясним.
– Да?
Глаза Ольги сощурились, как у готовой к нападению рыси.
– «Если хочешь, я спою – слушай…» – снова поддел он девушку.
– Тебе мало?
– Не, все понятно. Но – что конкретно?
Ольга жестко собрала губы в линеечку.
– Из принципа неопределенности Гейзенберга следует, что существуют нижние границы пространства и времени; для времени – это атомный хронон или квант, исчисляющийся в десять в минус двадцать третьей степени секунды; из общей теории относительности следует существование метагалактического хронона – двадцать в семнадцатой степени секунды. Человек в ощущениях пространства и времени отражает параметры всех уровней существующего мира – сознательно или бессознательно… А значит, может выйти психическим переживанием на такой уровень постижения, с которого и прошлое, и настоящее, и будущее предстают в виде параллельных прямых и находятся для человека как бы в его теперешнем настоящем… Теперь понятно, Корсар? И – конкретно?