Корсар

Вынырнув из теплой воды, я первым делом почувствовал запах дыма. Горьковатый, с ноткой сухого дерева. Затем как-то хлопком, словно до этого уши были заложены, услышал звуки пожара. Я обернулся и увидел высокий борт корабля. Это был мой фрегат, я не мог ошибиться. Значит, остался в этой «жизни»? Режим перемещения не сработал? Интересно, осечка это или всё, отпрыгался? Как говорят в Одессе, будем посмотреть. А пока погребем к берегу, подальше от своего корабля, пока он не перешел в множественное число — обломки.

По пути мне

попался бедолага, который взял слишком маленькую доску. У него никак не получалось утонуть, потому что глубина в этом месте была чуть более двух метров. Опустившись до дна, он отталкивался, хватал раззявленным ртом воздух, пытался продвинуться вперед и опять тонул. Увидев меня, промычал что-то, что я не сразу понял, как призыв помочь. Сразу вспомнилась молодая китаянка, которую я спас на пляже Саме острова Лан в Таиланде. Через короткие промежутки времени она погружалась с головой, потом выныривала, выплевывала воду и пискляво, быстро и негромко выдавала «хельп!». Если бы не выпученные глаза, потерявшие напрочь раскосость, решил бы, что разыгрывает. Подплыв к ней на расстояние вытянутой руки, протянул левую. У меня уже был опыт спасения, чуть не закончившийся утоплением обоих. Подросток схватил меня рукой за шею и так сдавил, что я не мог вдохнуть, а разогнуть его руку двумя своими не доставало силенок, хватка была мертвая, пока не додумался нырнуть. Под водой меня сразу отпустили. Вынырнув, я схватил подростка сзади за волосы и поволок к берегу. Китаянка схватилась за мою руку и забултыхала ногами. Подозреваю, что я у нее не первый спаситель. Решил бы, что у нее такой способ снимать мужчин, но, добравшись до мелководья, китаянка отпустила мою руку и рванула на сушу, позабыв поблагодарить. Французского матроса, не умевшего плавать (как по мне, так не умеющий плавать моряк — это оксюморон), я подтолкнул в спину раз, другой, третий, после чего расстояние между дном и поверхностью моря оказалась меньше, чем между ступнями матроса и его ртом. Подозреваю, что первый метр к берегу он преодолевал на мысочках. Может быть, ему надо было стать балероном. Кстати, балеты уже есть, и, как следствие — балерины и балероны, причем прима-балерон — сам король Людовик Четырнадцатый. Надеюсь, танцует он лучше, чем руководит флотом, армией да и всей страной.

На берегу меня встретили слуга Энрике и пес Гарик. Последний обрадовался мне так, как могут только собаки. Люди так не умеют и даже не пытаются научиться. Мне кажется, собаки это понимают, поэтому радуются и за себя, и за хозяина. У ног слуги находились два узла — серебряная посуда, завязанная в скатерти. Как Кике с таким грузом доплыл до берега — вопрос на засыпку. Наверное, загрузил нескольких матросов. Он быстро научился перекладывать свою работу на других моих подчиненных.

— А где Жак Буше? — первым делом спросил я.

Последний раз я видел индейца на баке фрегата, откуда он стрелял по англичанам, удиравшим на шлюпке. Надеюсь, попал хотя бы в одного сукиного сына, чтобы горел в аду на огне из обломков моего фрегата.

— Понятия не имею, — ответил слуга Энрике. — Среди тех, кто выбрался на берег, его нет.

Скорее всего, и не будет. Как и большинство индейцев, Жак Буше не знал слово «отступление».

— Сеньору надо срочно в гостиницу, а то простудитесь! — бессознательно подражая тону моей жены, выдал слуга.

— Возле такого костра трудно простудиться, — произнес я, повернувшись к горящему фрегату.

Огонь уже добрался до кормы, но почему-то не проник в крюйт-камеру. Наверное, никак не справится с войлоком, которым в целях повышения безопасности оббиты ее палуба, переборки и подволок. Но скоро должен осилить и эту преграду, поэтому я быстро отошел к группе офицеров, которая стояла метрах в ста от воды. Это были командиры с «Королевского солнца», «Победоносного» и «Решительного». Экипаж «Великолепного» только начал путешествие к берегу, удирая от англичан, взявших корабль на абордаж. Центром группы был коротконогий капитан «Победоносного», имя которого мне несколько раз называл Гильом де Сарсель, но я сразу же забывал. Помнил только, что он гугенот, отказавшийся переходить в истинную веру, но оставленный на своем посту, потому что опытен и смел.

— Пожалуй, самый дорогой костер, который я видел в своей жизни, — подойдя к капитану «Победоносного», шутливо молвил я. — Мой фрегат обойдется королю в три миллиона ливров.

Именно такую сумму обязаны мне будут выплатить по договору. Небольшая мзда убедила интенданта, что мой корабль стоит так дорого. Я не предполагал, что корабль погибнет. Был уверен, что в бою повреждения будут обязательно, а они оцениваются, исходя из стоимости всего корабля. Пострадала пятая часть — гоните шестьсот тысяч!

— Всего лишь?! — усмехнувшись, произнес он. — «Королевское солнце» стоит раз в двадцать дороже, а может, и в тридцать.

— Неплохая плата за дурацкий приказ, — сказал я.

Чей приказ — говорить не стал. Умный поймет, а дурак отнесет на свой счет.

— Как вы смеете так отзываться о приказах адмирала?! — вмешался в наш разговор Симон де Костентин, стоявший позади нас, которого я узнал бы, не оборачиваясь, по вони, приправленной запахом жасмина.

Сопляку даже в голову не пришло, что я могу так отзываться о приказах короля, а не его дяди. В отличие от короля, у графа де Турвиля выбора не было: что участие в сражении, что отказ от него ставили крест на его карьере. Но теперь его хотя бы не назовут трусом.

— Мальчик, тебя родители не учили, что нельзя вмешиваться в разговор взрослых? — язвительно поинтересовался я и презрительно добавил: — И не подходи так близко. От тебя воняет, как от крестьянина, который целый день заготавливал жасмин. Ты не пробовал мыться? Сэкономил бы много денег на духах и притирках, и сослуживцы перестали бы разбегаться в разные стороны, завидев тебя.

Капитан «Победоносного» заржал так заразительно, что его поддержало несколько офицеров. Уверен, что это не его подчиненные, которые так тонко льстят. Новый корабль он получит не скоро, если вообще получит после такого унизительного поражения.

— Если бы вы не были старшим по чину, я бы вызвал вас на дуэль! — срывающимся голосом выпалил Симон де Костентин.

Вызывать на дуэль старшего по чину запрещено, иначе бы это был самый быстрый способ продвижения по служебной лестнице.

Я презрительно хмыкнул и сказал:

— Поскольку мой корабль догорает, я уже не на службе, так что тебе ничто не мешает вызвать меня на дуэль. Разве что приказ короля, который карает смертью без суда за дуэль во время боевых действий.

— Приказ короля меня не остановит, когда дело касается чести семьи! — поставил меня в известность родственник адмирала.

— Дело касается лично тебя и никого больше, — уточнил я. — Твой дядя обойдется и без сопливого защитника. Тем более, что в ближайшее время ему будет не до меня.

— Я вызываю вас на дуэль, виконт! — торжественно и уже без визгливых ноток произнес Симон де Костентин.

— Шевалье, — обратился я к офицерам, наблюдавшим наш разговор, — вы все видели, что я пытался предотвратить эту дуэль, но этот мальчик…

— Я не мальчик! — перебил срывающимся опять голосом племянник адмирала и выхватил из ножен шпагу. — И я вам это докажу сейчас же! Доставайте вашу шпагу!