Корсиканская авантюра
Шрифт:
Ребуль выстроил бокалы в ряд и принялся разливать:
– Это производит один фермер, сосед моей двоюродной бабушки из Спелонкато. Ягоды мирта заливаются eau-de-vie [18] с сахаром, добавляется лимон и пара бутонов гвоздики.
Он пододвинул по столу два бокала.
Элена сделала глоток. Потом еще один.
– О да, – проговорила она тоном знатока. – Кажется, я улавливаю нотки гвоздики. – Она улыбнулась Ребулю. – К такому можно здорово пристраститься. Замечательное, сладкое, но при этом терпкое. Интересно, этот бабушкин фермер не мог бы сделать такой ликер для меня?
18
Водка (фр.).
На
Себастьян стоял у кромки воды, приветствуя их, сходивших на берег, – жилистый, загорелый как головешка, с лицом в сети морщинок, освещенным широкой белозубой улыбкой. Он обнял Ребуля, поцеловал руку Элене, обменялся рукопожатием с Сэмом и повел их по пляжу к низкой лачуге без одной стены, где под выгоревшими полотняными зонтами стояли столы и стулья. На вывеске над барной стойкой было написано «Le Cac Quarante», а внизу, маленькими буквами: «Les ch`eques sont pas accept'es» [19] .
19
Чеки к оплате не принимаются (фр.).
– «Cac Quarante», какое-то странное название для бара, – заметила Элена. – Это какое-то корсиканское блюдо?
– Не совсем, – усмехнулся Ребуль. – Это французский аналог индекса Доу-Джонса, отражает движение цен акций сорока крупнейших компаний на бирже. Собственно, там Себастьян и работал.
Они расселись вокруг стола, изучая написанную от руки винную карту размером с почтовую открытку, когда у Ребуля зазвонил телефон. Он встал из-за стола и принялся прогуливаться по пляжу, отвечая на звонок. Когда он вернулся, лицо у него было хмурое. Усаживаясь, он покачивал головой.
– Вы не поверите. Звонила Клодин. Только что заявился агент по недвижимости вместе с Вронским, этим русским маньяком на вертолете. Они сказали Клодин, что я разрешил им осмотреть дом. Пока она разговаривала со мной, они успели прошмыгнуть в гостиную. В общем, я велел ей звонить в полицию, чтобы их выдворили оттуда. – Ребуль снова покачал головой. – Невероятно.
Сэм вынул бутылку из ведерка со льдом и налил ему бокал вина.
– Может, это поможет. «Canarelli», любимое ros'e Себастьяна.
И точно, после первого же долгого оценивающего глотка Ребуль успокоился.
– Скажи мне, Сэм, – начал он, – что было бы, если бы такое произошло в Америке?
– Ну, не забывай, что в Штатах твой дом не твоя крепость, если нет ружья. Наверное, в Америке мы бы его пристрелили. Обычно это помогает.
Ребуль улыбнулся, хорошее настроение вернулось к нему.
– Нужно будет запомнить.
Langoustes были свежие, упругие, сладкие, приправленные таким густым майонезом, что его впору было резать ножом, на яичных желтках и корсиканском
20
Полный шарма, очаровательный (фр.).
– Должен вас предостеречь, – сказал Ребуль, – именно эти слова провансальские агенты по недвижимости впитывают с молоком матери. Шарм – отличное оправдание для темных комнат, крошечных окон, низких потолков, сомнительной канализации, крыс в подвале, летучих мышей в ванной и всего остального, что иначе считалось бы недостатком. Если дом чуть жив и вот-вот развалится, значит он полон un charme fou – сумасшедшего шарма. И, как будто этого недостаточно, у него еще будет «громадный потенциал». В общем, не удивляйтесь, если агент предложит вам надеть розовые очки. – Он умолк, чтобы сделать глоток вина. – В любом случае, когда вернемся, я вам найду пару человек, с которыми можно будет связаться.
Спустя три солнечных ленивых дня они вернулись. Для всех троих то был короткий, но волшебный отдых от реальной жизни, вселивший в них благожелательность по отношению к остальному миру. Которая, конечно, не могла длиться долго. Реальная жизнь терпеливо дожидалась.
Элена, оставившая электронные ссылки на офис в Фаро, открыла свой «Блэкберри» и обнаружила дюжину сообщений от клиентов, о которых она благополучно позабыла. Сэм, человек слишком занятый радостями жизни, чтобы размышлять о смерти, получил чрезвычайно суровое электронное письмо от своего адвоката, который признавался, что сильно обеспокоен его неизменно провальными попытками составить завещание. А Ребуля против его воли все сильнее поглощали мысли о Вронском. Не столько мысли, сколько вопросы. Но когда кто-то проявляет такой агрессивный интерес к твоему дому, желание разузнать об этом человеке вполне естественно.
К счастью для Ребуля, у него был Эрве, старый друг, преуспевший по службе и сейчас возглавлявший полицию Марселя. Как Ребуль уже не раз убеждался в прошлом, у Эрве имелись связи повсюду: в криминальном мире, в правительстве, в Интерполе, даже в коридорах власти Торговой палаты. Ребуль и Эрве встречались за ланчем раза три-четыре в год, чтобы обменяться сплетнями и полезными советами. И такой распорядок устраивал обоих.
– Ну, mon vieux [21] , что ты натворил на сей раз? – осведомился Эрве. – Получил кучу штрафных квитанций? Оскорбил полицейского? Или тебя снова застукали, когда ты щипал девчонок за задницу?
21
Старина (фр.).
В трубке раздался смех, и Ребуль представил себе лицо Эрве: круглое, улыбающееся, бодрое, с выражением, вводящим в заблуждение. За этим выражением скрывался жесткий и целеустремленный полицейский, которым, как знал Ребуль, его друг был на самом деле.
– Мне нужна кое-какая информация, – сказал Ребуль. – Помнишь ту историю с вертолетом? Так вот, тот тип, что это устроил, снова появился. Пока меня не было, он попытался набиться на экскурсию по дому, и мне хотелось бы разузнать о нем побольше. Вронский. Русский, богатый. Очень богатый.