Кощеева невеста
Шрифт:
– Князь Кощей велел невестам поскорейше к пиру одеваться. Сегодня вечером свадьба! – её голос был похож на скрип несмазанных дверных петель, аж мороз пробирал.
– Вот, я же говорила! – Анисья всплеснула руками. – А мне, между прочим, цельный месяц ждать пришлось, пока обо мне вспомнили.
– Ох… уже? – из рук Василисы выпала чашка (к счастью, не разбилась).
По правде говоря, она предпочла бы, чтобы Кощей о ней и вовсе не вспоминал. Но как тогда узнаешь, где его смерть запрятана? Нет, тут уж придётся прикинуться верной женой, стать приятной собеседницей, улыбаться
– Ну, и чего стоишь, дура зубастая? Кто меня наряжать будет?!
Глава восьмая. Кощеева свадьба
Анисья была права – сама Василиса ни за что бы не разобралась с этими нарядами. В деревне-то всё просто было: рубаха да сарафан, а тут шаровары шёлковые на завязках надень, сверху – рубаха тоже шёлковая с рукавами аж до полу, потом парчовое платье – без рукавов и длиной чуть ниже колен, чтобы, значит, и штаны было видно, и короткие сафьяновые сапожки. Потом ещё три накидки сверху – две длиною в пол, а третья так вообще хвостом волочится. И тяжеленные все – так просто не побегаешь. Цвета всё красные да оранжевые – будто огненные сполохи. Таких ярких тканей Василиса отродясь не носила.
– Тут на свадьбу усех в красное рядят, – Анисья помогла ей вдеть серьги с рубиновыми цветами. Мочки больно оттянуло, но подруга погрозила пальцем. – Терпи, не вздумай снять. У меня после свадьбы и уши болели, и шея – ожерелье-то тоже тяжеленькое. А уж браслеты – так и вовсе ну чисто кандалы.
– Зачем вообще такое носить? – Василиса, вздохнув, поморщилась.
– Для красоты, – проскрипела злыдница, рывком затянув на ней пояс так, что пришлось шумно выдохнуть. – Так князю нравится. А мы все должны делать то, что нравится нашему господину.
М-да, тут и не поспоришь… Ладно, придётся один вечерок потерпеть. Зато потом она это всё точно носить не будет – вон другие же жёны не таскают на себе по пуду золота каждый день?
Анисья расплела Василисины косы, вздохнула с завистью:
– Какие густые! Эх, мне бы такие!
– Ой, нет ничего проще. Хочешь, волшебный гребень тебе подарю? Вообще-то, Кощей его моей сестре прислал, но, я думаю, она против не будет. У меня ещё совсем недавно совсем жидкие косёнки были, но причесалась – и вон, смотри, что выросло?
– Правда дашь? Не обманешь? – Анисья ахнула, хлопнув в ладоши. Её светло-голубые глаза загорелись, на бледных щеках появился лёгкий румянец. – А когда? Дык после свадьбы, наверное, да? Сейчас-то тебе, небось, не до того… Ох, Васёна, добрая у тебя душа.
– Да не такая уж и добрая, – Василиса немного смутилась. – Знаешь, я ведь много глупостей натворила в жизни.
– Дыкть никто не совершенен, – отмахнулась Анисья. – Помяни моё слово, здесь тебе ещё не раз придётся наступать на горло своей песне. Хорошим человеком легко быть, когда тебя все любят, холят и лелеют. А тут, чтобы выжить, и врать приходится, и юлить. Чай Навье княжество – не рай.
Василиса пожала плечами. Она понимала, что в том деле, которое они с Марьяной
Злыдница закрепила на её голове корону, похожую на переплетение золотых ветвей. Голых, без листьев, зато украшенных ягодами из сердолика.
– Готова невеста, – проскрипела она. – Красотинушка, так бы и съела.
– Что?! – вскинулась Василиса, гневно вскинув брови. – А ну как я Кощею за такие слова нажалуюсь.
– Простите, госпожа, – злыдница опустила взор и втянула тёмные когти. – Я это… ну, не в том смысле.
– Смотри у меня!
Василиса попыталась сделать шаг и чуть не упала, запутавшись в полах верхнего халата. И кто только придумал делать их такими длинными?
Злыдница щёлкнула пальцами, и в залу влетели две летучие мышки. Ударившись оземь, они обратились в двух темноволосых девиц, закутанных в струящееся чёрное тряпьё. Их губы были истошно-алыми, из приоткрытых ртов торчали острые клыки, на белой как полотно коже проступали синие вены. Глаза казались такими тёмными, будто радужки в них вовсе не было – только зрачки.
– Упырицы понесут шлейф, – пояснила злыдница, пятясь и кланяясь. – Ежели госпожа не против.
– Пущай несут, – Василиса поправила замявшийся рукав.
От мышачьих девиц-упыриц, вставших за её спиной, резко пахнуло могильной затхлостью и влажной землёй. Ну да, а чем должно было? Розами? Они, небось, и спят в гробах, и кровь неугодных Кощею людей на завтрак пьют…
При одной мысли об этом Василисе стало дурновато. Хорошо, что она сегодня почти ничего не ела, а то ведь могло бы и совсем худо сделаться…
Анисья погладила её по спине.
– Крепись, родненькая. Теперь вам самим дойтить надобно. Я б поддержала, но мне с вами никак нельзя. Нас с Алатаной и Отрадой Гордеевной на праздник позже позовут, так уж заведено.
Сжав зубы, Василиса кивнула и пошла к выходу, стараясь идти медленно и плавно. Проходя мимо двери, глянула в начищенную зеркальную гладь – и не узнала себя. На неё смотрела какая-то чужая девица. Красивая, но… несчастная. Эх, сколько же дней она ещё там, в Дивнозёрье, проплакала в подушку, мечтая, что вот бы у неё были такие косы, как у Даринки. И такое же смазливое личико, чтоб не только люди – уличные коты, и те в восхищении оборачивались. Что ж, теперь это всё у неё было, а счастье… счастье тоже осталось в Дивнозёрье – в отцовой избе да в пропахшей травами хижине бабки Веданы.
Упырицы, кстати, в зеркале не отражались – как и учила старая знахарка.
Прежде Василиса думала, что, увидев кровососа али ещё какое чудище, непременно завизжит и убежит. А вишь ты – устояла. Может, потому, что некуда было бежать. А гонять их от себя чесноком да серебряными оберегами тоже было ни к чему – не нападают же. Наоборот, выслужиться пытаются перед Кощеевой невестой…
Ещё Василисе подумалось, что, какой бы сильной и красивой она ни была, внутри всегда останется та маленькая невзрачная Васёнка, которая будет плакать от страха, но её никто не услышит. С этой мыслью она отвернулась от зеркала, сделала ещё шаг вперёд – и едва не налетела на Марьяну.