Кошачье кладбище
Шрифт:
— Перестань, ради Бога! — попросил Луис. Сам он держался из последних сил. — Ведь только на полдня расстались.
— И полдня — как вечность! — отрезала Рейчел и заплакала навзрыд. Луис обнял ее, а Гейдж, уцепившись ручонками за родительские шеи, блаженствовал. Странно, обычно он, видя, что мать плачет, вторил ей. Но не сегодня. ЧУЕТ, ЧТО ТЕПЕРЬ МЫ ПРИНАДЛЕЖИМ ТОЛЬКО ЕМУ.
С необъяснимой тревогой ждали они, когда Элли вернется. То и дело пили кофе. Строили догадки, как сложился у нее первый день. Потом Луис
В начале одиннадцатого зазвонил телефон. Рейчел со всех ног бросилась в комнату, схватила трубку. А Луис выжидательно остановился в дверях. Наверное, это учительница Элли с приговором: система образования — что система пищеварения, механизм тонкий, нам ваша дочка не подходит. Получите. Но оказалось, что звонит Норма. Джад убрал оставшуюся на поле кукурузу и предлагал десяток-другой початков. Луис, захватив пластиковый пакет, отправился к соседу и отчитал его: почему не позвал на помощь — убирать урожай.
— Да там и убирать-то с гулькин хрен, — хмыкнул Джад.
— Избавь меня от таких слов, будь добр, — попросила Норма и вышла на веранду. Там на старом подносе с маркой кока-колы ее дожидался ледяной чай.
— Виноват, душа моя.
— А никакой вины за собой и не чует, — обратилась она к Луису и, поморщившись от боли, села.
— Видел, видел вашу Элли. В автобус садилась, — проговорил старик, раскуривая сигарету.
— Все у нее сладится, не беспокойтесь, — сказала Норма. — У детишек почти всегда так.
ПОЧТИ, невесело заметил про себя Луис.
Но у Элли и впрямь все шло распрекрасно. Вернулась она в полдень, радостная, улыбчивая. Новенькое голубое платьице кокетливо открывало поцарапанные коленки (сегодня одной царапиной, очаровательной царапиной больше). В руках рисунок: не то двое ребятишек, не то шагающие — ноги-голова — циркули; один бант бесследно исчез; она радостно крикнула:
— А мы сегодня пели! «Старый Мак Дональд». Мам! Пап! Мы пели! Помните, в школе на улице Карстер «Старого Мак Дональда» пели?
Рейчел быстро взглянула на Луиса, тот сидел на подоконнике с сыном на коленях. Малыш дремал. Печаль просквозила во взгляде жены, и Луиса пронзил леденящий страх. МЫ СТАРИМСЯ. И НИКУДА ОТ ПРАВДЫ НЕ УЙТИ. МЫ ТАКИЕ ЖЕ, КАК И ВСЕ. ДОЧЬ СТАНОВИТСЯ СТАРШЕ… МЫ — ТОЖЕ.
Элли подбежала, сунула ему рисунок, ткнула пальцем в свежую царапину и все тараторила и тараторила: и про то, как они пели, и какая у них миссис Берриман. Под ногами у нее выхаживал, урча, кот. Удивительно, как Элли не наступила на него.
— Тише! — шепнул Луис и поцеловал дочь. Впрочем, Гейдж уже крепко спал, невзирая на суматоху. — Дай мне только его уложить, и тогда буду слушать все от начала до конца.
Он понес Гейджа наверх. Ласковое сентябрьское солнце исполосатило ступеньки. На лестничной площадке было темно, и Луис вдруг остановился как вкопанный — на него дохнуло ужасом и мраком. Он изумленно огляделся: что это вдруг ни с того ни с сего нашло на него? Покрепче прижал сына к груди, тот заворочался, выпрастывая руку. У Луиса же руки покрылись гусиной кожей, а по спине побежали мурашки.
ЧТО ЭТО? Недоумевал он, не оправившись от испуга. Сердце бешено колотилось. Голова раскалывалась, глаза ломило — вот он, избыток адреналина в крови. И впрямь, от страха глаза выпучиваются, ведь повышается кровяное давление и гидростатическое давление внутричерепной жидкости. ТАК ЧТО ЖЕ ЭТО? ПРИВИДЕНИЯ? БУДТО ЧТО-ТО ПРОНЕСЛОСЬ МИМО, ЕДВА НЕ ЗАДЕВ, ЕДВА НЕ ПОПАВ НА ГЛАЗА.
Внизу хлопнула затянутая проволочной сеткой дверь.
Луис Крид так и подпрыгнул, едва сдержался, чтобы не закричать. Потом рассмеялся. Это ж обычный психологический «зажим». Такое случается. Вспышка страха, паники — и все прошло. Как там сказал герой Диккенса привидению? «Да ты больше на полусырую картофелину смахиваешь. И место тебе не под могильной плитой, а под крышкой кастрюли». Истинно так! Верно, как с точки зрения психологии, так и физиологии. О чем, видно, Чарльз Диккенс догадывался. Привидений не бывает, во всяком случае, Луису они не встречались. Он засвидетельствовал смерть более двух десятков пациентов и ни разу не чувствовал, как отлетают их души.
Он принес Гейджа в спальню, уложил в постель, укрыл одеялом. И вдруг вспомнил витрину дядюшкиного магазина. Ни сверкающих машин, ни чудес видеотехники, ни автоматических посудомоек с прозрачными стенками — лишь продолговатые ящики, подсвеченные изнутри, и крышки, стоящие рядом. Дядюшка Луиса был гробовщиком.
ГОСПОДИ! ОТКУДА У МЕНЯ СТРАХ? ПРОЧЬ!
Он поцеловал сынишку и спустился к Элли, послушать о ее первом дне в школе, где «все-все взрослые».
8
В субботу закончилась первая школьная неделя Элли. А в понедельник начнутся занятия в университете. Семья Кридов коротала вечер на лужайке. К ним подошел Джад Крандал. Подкатила на велосипеде Элли за стаканом ледяного чая. Гейдж ползал по траве, охотился за жуками, иной раз отправляя их в рот: как-никак тоже белковая пища.
— Джад, я вам сейчас стул принесу, — предложил Луис и поднялся.
— Не нужно.
На Джаде джинсы, рабочая рубашка с открытым воротом, зеленые сапоги. Взглянул на Элли, спросил:
— Ты еще не забыла про ту тропинку? Хочешь посмотреть, куда она ведет?
— Хочу! — Глаза у девочки заблестели. — Джордж Бак из нашего класса говорит, там Кошачье кладбище. Я маме говорю, а она говорит, надо вас дождаться, вы знаете, что и где.
— Все верно, — кивнул Джад. — Что ж, если не против, давай прогуляемся. Только сапоги надень. Сыро там.
Элли бегом бросилась в дом. Джад проводил ее ласковой улыбкой.
— Может, и вы, Луис, к нам присоединитесь?
— С удовольствием. — И посмотрел на Рейчел. — А ты, дорогая, хочешь с нами?