Кошачьи врата : Преданья колдовского мира. Кошачьи врата
Шрифт:
Но девушки торов так себя не ведут, и Турсла танцевала в одиночестве и для собственного удовольствия.
Все годы одинаковы в Торовых топях, проходят они медленно и равномерно. И народ Торов не считает их. Потому что когда Вольт оставил свой народ, люди перестали измерять время. Они знали, что во внешнем мире идут войны и многочисленные беды. Турсла слышала, что однажды, ещё до её рождения, одного из военных вождей внешнего мира предательски заманили в Торовы топи, а потом его забрали враги, с которыми народ Торов заключил непрочный и быстро нарушенный договор.
Рассказывали
Она пожалела этого человека — он был тяжело ранен — и вопреки всем обычаям принесла к знахарям. Но конец у истории был печальный, потому что этот человек околдовал первую девушку клана, и когда он излечился, она — опять-таки вопреки обычаю — решила уйти с ним.
Но потом она вернулась — одна. И сообщила клану имя своего ребёнка. А потом умерла. Однако имя ребёнка сохранилось в песнях помнящих. Говорили, что он тоже стал великим воином и правителем земель, которых торы никогда не видели.
Турсла часто размышляла об этой истории. Для неё она имела больше смысла (хотя она не могла бы ответить, почему), чем остальные легенды её народа. Она думала об этом правителе, чья кровь наполовину принадлежала народу Торов. Призывала ли его когда-нибудь эта половина крови? Может быть, луна по ночам или лёгкие туманы, которые ложатся на его землю, вызывали в нём такие же сны, необычные и реальные, что и у неё? Иногда во время танцев она называла его имя: «Корис! Корис!»
И что должна была испытывать эта девушка, живя среди чужих людей? А как живёт он? Разрывается ли его сердце на части, как иногда у Турслы? В ней течёт кровь народа Торов, но в то же время душа её болит, и боль эта никогда не стихает, напротив, с каждым годом жизни она становится всё сильнее.
Турсла росла и послушно погрузилась в изучение того, что положено по обычаю. Её тонкие пальцы проворно работали у ткацкого станка, и ткань у неё получалась гладкая и с рисунками, необычными для народа Торов. Но никто не обращал внимания на эту странность, а о своих снах она давно перестала рассказывать. Позже она обнаружила, что в погружении во сны скрывается немалая опасность. Иногда у неё появлялось странное чувство, что если она будет неосторожна, то может навсегда остаться в их странном мире и не сможет вернуться.
В этих снах была какая-то настойчивость, они заставляли её делать то и это. Народ Торов владеет необычными способностями. И никакой Дар здесь не считался бы чуждым. Правда, не все могли такими дарами пользоваться, но это только естественно. Разве не правда, что у каждого свой особый дар? Один может работать по дереву, другая — ткать, третий — охотник, искусный в выслеживании добычи. А Мафра, или Элькин, или Уннанна могут одной своей волей передвигать предметы. Но количество таких даров ограничено, и они требуют использования внутренней силы, истощают своего обладателя, и потому — пользуются ими очень осторожно.
В своих более зрелых снах Турсла не уходила далеко в чуждую местность. Напротив, она обычно оказывалась в одном и том же месте, на берегу пруда, не мутного и полузаросшего, как пруды Торовых топей, а чистого, с зеленовато-голубой водой.
Но что гораздо важнее, в этих повторяющихся снах она чувствовала, что красноватый песок, окружающий этот пруд, как мягкое древнее золото обрамляет драгоценные камни в работах ремесленников-торов, — необычайно важен. Именно он привлекал туда Турслу — один только этот песок.
Дважды с наступлением полноты Сверкающей девушка неожиданно просыпалась не в доме Келвы, а под открытым небом, просыпалась со страхом и не знала, как она сюда попала. Она могла во сне забрести в трясину и навсегда в ней остаться. Теперь Турсла боялась засыпать вечерами, но ни с кем не делилась этим страхом. Как будто обет, наложенный самим Вольтом, связал её мысли. Словно сам Вольт предупреждающе положил палец ей на губы. Девушка всё больше тревожилась и чувствовала себя несчастной. А остров с расположенными на нём домами клана казался ей тюрьмой.
В ночь самого яркого света Сверкающей женщины народа Торов собираются и купаются в сиянии лампы Богини (так тело делается крепким и готовится к принятию ребёнка). А детей у них сейчас очень мало. Но Турсла никогда не ходила получать благословение Сверкающей, и ее не заставляли. Однако как-то ночью она хотела пойти вместе со всеми. Но когда женщины начали собираться, из темноты послышался негромкий голос.
— Турсла…
Девушка повернулась и увидела на стене круг выползших из своих убежищ светлячков. В их свете на на постели сидела женщина. Турсла склонила голову хотя женщина не могла этого увидеть.
— Мать клана, я здесь…
— Этот обряд не для тебя…
Турсле не нужны были объяснения Мафры, что именно не для неё. Но она испытала стыд и одновременно гнев. Она ведь не выбирала, какой будет, напротив, судьба её была определена с самого рождения.
— А что же тогда для меня, мать клана? Я буду вечно ходить ненаполненной и не дам новую жизнь дому?
— Ты должна искать свою особую наполненность, дитя мотылёк. Есть своя цель в том, кем ты стала, и ещё более великая цель в том, кем станешь. Там… — и Мафра рукой указала на открытую дверь дома.
— Но где мне найти её, мать клана?
— Ищи, и найдёшь, дитя-мотылёк. Отчасти эта цель уже в тебе. А когда она полностью проснётся, ты узнаешь.
— Ты больше ничего мне не скажешь, мать клана?
— Это всё, что я могу сказать тебе. Я могу заглядывать вперёд. Но между мной и тобой туман, гуще и темнее, чем тот, что порождают по ночам Торовы топи. И ещё… — женщина помолчала, прежде чем продолжить.
— Тьма ждёт нас всех, дитя-мотылёк. Мы, умеющие предвидеть, видим лишь одну из многих троп. Каждое действие порождает по крайней мере два пути, один в соответствии с решением, второй — противоположный. И я вижу, что теперь моему народу предстоит такое решение. И зло, большое зло может последовать от результата этого выбора. Такое решение требует призыва Великой Силы.