Кошечка в сапожках
Шрифт:
Откуда у тебя такие деньги, спросил я, как ты заработала столько денег? „За услуги“ — было написано на чеках. Что за услуги? За что эти чеки? Какие такие „услуги“?
А она сказала, что нечего копаться в ее вещах, это ее частные ящики. Я спросил, за что „Прудент Компани“ платит по пятнадцать тысяч долларов в неделю. Она подтвердила то, что мне было известно: она работает на эту женщину, которая делает учебный фильм. Я шила для нее костюмы, сказала она, я же тебе говорила. Вот почему я отсутствовала пять дней в неделю. Я говорю тебе, а ты никогда не слушаешь, вечно занят только своими орхидеями.
Я сказал, что, по-моему, для костюмов это многовато.
Она ответила, что в кино хорошо
Я сказал, что хотел бы посмотреть фильм, который они делают, но она ответила: нет, тебе нельзя, это закрытый фильм. Я не понял, что означает „закрытый“. Она сказала, что режиссер фильма — женщина, которая платит ей за костюмы, — очень темпераментная особа и не любит, когда ей кто-нибудь мешает. Она меня поцеловала тогда и сказала, чтобы я не беспокоился, они заканчивают съемки пятого ноября, это через неделю, а потом она будет дома каждый день и мы вместе истратим эти лишние деньги.
Когда она меня тогда поцеловала, я еще не знал, где побывали ее губы.
В ночь Праздника Всех Святых — это было через четыре дня после того разговора — она сказала мне, что им придется снимать ночью, это будет съемка костюмированной вечеринки, и ей нужно там присутствовать. Я согласился. Но я последовал за ней. Она поехала в „фольксвагене“ на Фэтбэк-Кей, я за ней в фургоне, на безопасном расстоянии. Я хотел посмотреть, за что платят пятнадцать тысяч в неделю.
Я мог убить их всех там же, на месте, после того, что увидел. Но я услышал Глас Всевышнего, сказавшего мне: „Подожди, ибо не тебе судить грехи ее, ибо дошли ее грехи до Господа, и Он покарает ее“. Я мог бы убить их всех. Я стоял там в темноте и видел, что они делают. Господь простил бы меня… И ведали они, что творят… Но… эта женщина. Блондинка, которая давала указания, что им делать. А они боготворили этого дракона в женском обличье. „И поклонились Зверю, говоря: кто подобен Зверю сему, кто может сразиться с ним? И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть…“ [9]
9
Откровение Св. Иоанна Богослова, 12.
В ту ночь я следовал за ней до самого дома.
Я еще не знал ее имени.
Я впервые следил за ней.
Как мне и пообещала Мэг, они закончили фильм пятого ноября. Больше не о чем беспокоиться, сказала она. Отныне она будет дома каждый день и больше никакого шитья костюмов. Кошечка будет с тобой.
А я все преследовал Пруденс Энн Маркхэм.
Потому что я подумал…
Этот фильм…
Люди увидят, как Мэг, голая и бесстыдная, проделывает жуткие вещи с этой черной скотиной и другими. Я еще не знал, как поступлю с Мэг, но я знал, что должен забрать фильм, чтобы его не смогли увидеть люди, ибо Господь не желал этого. Я должен был его уничтожить.
Она работала над ним в студии на Рэнчер-роуд. Ездила туда каждый вечер, забирала кассеты с фильмом из камеры хранения, отвозила в студию и отвозила их обратно, когда заканчивала. У нее был ключ от ячейки.
Я решил, что мне нужно заполучить этот ключ.
Чтобы получить фильм. И уничтожить его.
Я следовал за ней каждую ночь, за этим зверем в образе женщины.
Чтобы уничтожить фильм. Уничтожить зверя, виновного в том, что стало с Мэг.
Но я еще не знал, как поступлю с Мэг. Это пришло ко мне позже.
Я не так глуп. Я знал, что мне придется уничтожить эту женщину, чтобы получить фильм, который она каждый вечер таскала в студию. Но как бы я смог послужить Господу, если бы сам был уничтожен? Нет, нет, я не глупец.
Я узнал, что она была замужем, я видел ее мужа возле их дома на Помпано-Уэй. Как мог муж помогать своей жене делать такой фильм? Разве что помогать с распространением его? И мне пришла идея, что я могу одним разом покончить с ними обоими, а после уничтожить и фильм.
Я забрался в их дом десятого ноября, проследив, пока они оба не уйдут, я знал, что дома никого нет. Выкрал нож и одежду и еще кое-что. Эти все вещи еще у меня, поэтому никто не узнал, что мне было нужно. Я украл и кое-что из ее одежды. Это тоже у меня, в комоде Мэг, где она хранила свои вещи, пока я их не сжег. Я до сих пор еще иногда рассматриваю вещи этой женщины, которая могла заниматься такими делами. Смотрю на ее вещи и размышляю. Все еще размышляю. После кражи я немного подождал. Решил, что лучше обождать недельку, чтобы никто ни о чем не догадался. Потом решил, что десять дней будет еще лучше. Проследил за ней до студии. Подождал ее на улице. Она вышла, это было где-то без двадцати одиннадцать, примерно так. Мне хватило меньше минуты, чтобы разделаться с ней. Вся моя одежда — его одежда была пропитана греховной кровью. Я взял жестянки с фильмом и звукозаписью, ее записную книжку и ключи. От Рэнчер-роуд до моего дома минут десять езды, еще десять минут — чтобы принять душ и переодеться, к этому времени я уже запер Мэг в генераторной, хотя еще не знал, как с ней поступлю дальше. Я сложил окровавленную одежду и нож в пластиковый мешок для мусора и около одиннадцати уехал из дому. До Помпано-Уэй доехал минут за пятнадцать и был там примерно в четверть двенадцатого или около того. Я закопал окровавленную одежду и нож на заднем дворе, за домом, на клумбе. Потом поехал в камеру хранения, открыл ячейку и забрал все, что там оставалось. Я был там около полуночи. И взял все, что там находилось.
Я много раз смотрел этот фильм.
И все еще смотрю.
Никогда в жизни я не видел того, что было в этом фильме.
Людям нельзя смотреть этот фильм. Когда-нибудь я сожгу его.
Потому что дьявол должен гореть в огне».
— Мистер Диль, — сказал Хэггерти, — я показываю вам мгновенное фото, снятое управлением шерифа сегодня вечером на Тимукуэн-Пойнт-роуд, 3755. Это ваша жена Маргарет Диль?
— Но сорная трава должна быть выполота с нивы плодоносящей, — произнес Диль. — С корнем.
— Сэр! На фотографии, которую я вам показываю, женщина в красных сапожках… Это ваша жена Маргарет Диль?
— …потому что муж — глава своей жены, подобно тому как Иисус глава Церкви…
— Это — ваша жена?
— Подобно тому как Церковь подвластна Иисусу, жена подвластна мужу своему.
— Мистер Диль, вы можете сказать, что случилось с вашей женой? Эта женщина на фотографии — ваша жена?
— Что?
— Ваша жена? Она была вашей женой?
— Была моей женой…
— Была вашей женой? Вы хотите сказать, что она больше не начнется вашей женой, потому что мертва?
— Мертва? Нет, нет.
— Сэр, эта женщина на фотографии… У нее ампутированы руки…
— Да, знаю.
— Вам известно, кто ампутировал ей руки? И отрезал ей груди?
— Это сделал я.
— Значит, мистер Диль… Вы убили свою жену, Маргарет Диль?
— Нет. Я убил ее? Нет, нет. Я собирался сегодня отпустить ее на улицу. Возле яслей для скота.
— Выбросить на улицу?
— Отпустить ее на улицу, чтобы все видели ее срам, потому что срам — даже говорить о вещах, совершаемых втайне.
— Но ваша жена мертва, сэр. Медицинская экспертиза…
— Нет, сэр.
— Мистер Диль, медицинская экспертиза установила, что она мертва уже достаточно давно…
— Тогда с кем я разговаривал? Когда я говорил с ней, разве она не понимала мудрости слов моих?
— Вы отрезали ей руки, мистер Диль?