Кошка, которая гуляла сама по себе. Ох, и странные, эти русские! От сердца к сердцу мост
Шрифт:
– Да ладно, какая разница, почему ты её получила! Главное – на следующей неделе ты ещё здесь. Осталось ещё мне как-то задержаться. Может он про меня и на этой неделе забудет? А то я уже как-то побаиваюсь: что ни свидание – то какое-то опасное происшествие.
– Ты, знаешь, ещё по дороге в оперу, мы говорили о фламенко. И Вика, конечно, похвасталась, что это была её идея. А я не удержалась, и уточнила, что про фламенко-то первая заговорила она, но станцевать и спеть для Максима предложила ты.
– Сыграет ли это мне в плюс? Как он отреагировал на эти разговоры?
– Как-то задумался…
– Ладно, посмотрим, дело покажет.
6 – опера в четырех актах Джакомо Пуччини «Богема». Действие происходит
17
И дело показало: через день Оксана получила очень романтичное приглашение на индивидуальное свидание: «Оксана, твоя карета не должна превратиться в тыкву после 12 часов!» Всё понятно: форма одежды – бальное платье и высокие каблуки. Проигрывая в уме всевозможные происшествия, которые могут случиться с ней на балу, Оксана пришла к выводу, что её жизни вряд ли что-нибудь угрожает, а сломанный каблук или разорванный подол платья она уж как-нибудь переживет.
Макс встречал Оксану на пороге какого-то большого здания, сплошь опоясанного по второму этажу лоджиями. Оказалось, что это ресторан-клуб, и сегодня в нем проходило мероприятие что-то типа нашего корпоратива. Пройдя по коридору, они оказались в большом зале с высоким потолком. По всему периметру зала на уровне второго этажа шел балкон. Под ним стояли достаточно плотно столики, накрытые длинными, до пола, белыми скатертями. Из-за колонн, которые подпирали балкон по кругу, центральная площадка казалась узким высоким цилиндром, поскольку её потолок уже был на уровне третьего этажа. Максим подвел Оксану к одному из столиков и, извинившись, ушел, сославшись на неожиданно возникшие неотложные дела и пообещав вернуться не позднее, чем через 15-20 минут.
Оксана стоически выдержала одиночество и бездействие целых 40 минут, а потом решила прогуляться по залу, всё время косясь в сторону их столика, чтобы не пропустить возвращение Максима. С первым этажом было быстро покончено: не будешь же заглядывать в содержимое тарелок на столах гостей или бесконечно уплетать с центрального стола, плотно уставленного разными закусками и фруктами? Тем более, что в незнакомой обстановке Оксана всегда чувствовала себя очень неуютно, поэтому и в рот ничего не лезло. Кругом раздавалась сплошь французская речь. Поэтому Оксана поднялась на второй этаж и прошлась по узкому балкончику, опять же пытаясь не упустить из виду свой столик. Второй этаж был интереснее, оказалось, он состоял из больших комнат, выходящих на балкон центрального зала проемами без дверей. Одна комната оказалась бильярдной. Вторая – уставлена уютными журнальными столиками, отгороженными друг от друга ширмами, и оказалась курительной. Здесь стояла плотная завеса сигаретного дыма, но, странное дело, в центральный зал дым не шел, видимо, работала сильная вытяжка.
А третий зал оказался небольшой комнатой с огромным телевизором и скучающим мальчиком-барменом за стойкой бара с коктейлями. Бармен счастливо заулыбался заглянувшей туда Оксане, и она решила зайти. На ломаном английском бармен объяснил, что здесь зал караоке, показал, как пользоваться аппаратурой, и радостно вручил книжечку с текстами песен, среди которых Оксана с удивлением обнаружила песни и на русском языке. Конечно, самые знаменитые: Очи черные, Калинка, Катюша, Подмосковные вечера, Дорогой длинною, Черный ворон… Слава богу, обрадовалась Оксана, хоть есть чем заняться… Решила начать с «Подмосковных вечеров». На середине песни почувствовала чье-то присутствие в комнате, и, обернувшись, увидела женщину, стоявшую за инвалидным креслом, в котором застыл очень худой старичок. Оказывается, из всех комнат второго этажа можно выйти на лоджии и подышать свежим воздухом, что эта пара и делала, когда услышала пение Оксаны. Женщина говорила на русском языке, но с сильным акцентом, а старичок в кресле оказался её отцом, Сергеем Алексеевичем Нарышкиным, практически полностью обездвиженном после нескольких инсультов.
– Вам не нравится? – огорчилась Оксана, на что Сергей Алексеевич яростно затряс головой.
– Что, Вы! – ласково взглянув на него, сказала Мари. – Просто он хочет напомнить мне, чтобы я попросила Вас прочитать какие-нибудь стихи. Папа обожает русскую поэзию, но читать сам уже не может, а мой акцент его сильно раздражает. Поэтому, когда мы встречаем русских, он просит прочитать хоть что-нибудь наизусть.
– Хорошо, – не стала сопротивляться Оксана. Я тоже люблю стихи, но совсем мало знаю наизусть. Что ж… Вот одно из моих любимых:
– Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана —
Прольется пламенной смолой.
– Пока жива, с тобой я буду —
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду —
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду —
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
– Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой?
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
– За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба – я и ты.
– Но если я безвестно кану —
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
– Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,