Кошка с Собакой
Шрифт:
– За знакомство!
Я выпил с удовольствием, уж больно напряжённо было на душе. Закусил грибом. Замечательно…
– Грибы – это вкусно, – обратился ко мне немец.
– Да, люблю грибы. И собирать, и есть.
– Собираете? Сами?
– Ага, у нас это называется «тихая охота».
– Я охоту не люблю – жалко зверей. Негуманно, – немец, видимо, не понял, о чём я, но я не стал объяснять. Зачем человека грузить нашими традициями?
– У вас водку любят?
– Водку – нет. В основном, пиво. В Баварии лучшее пиво и вино.
– У
– Какие? – поинтересовался Ойген.
– Строительство, – засмеялся Коля.
Немец вежливо поддержал, хотя было видно, что шутка ему не очень понравилась. Вовка это тоже заметил и, пользуясь тем, что немец смотрел на Колю, одними губами сказал всё, что думает по этому поводу.
Сконфуженный Коля неловко замолчал, а я продолжил за него:
– Строительство – это, конечно, шутка. У нас водка может употребляться за обедом в качестве аперитива. А так, чтоб сильно зашибать…
– Зашибать? – переспросил Ойген. Видно было, что этот термин он не проходил на своих интенсивных курсах.
– Употреблять алкоголь. Сленг, – пояснил я. – Ферштейн?
– А-а, понимаю.
– Ну, а так чтобы сильно, то у нас уже нет такого, да и не было, в принципе. Пили, конечно, но абсолютно столько же, сколько и другие нации, а, может, и меньше, чем некоторые. Вон тех же финнов возьмите…
Немец, смеясь, погрозил мне пальцем:
– Вы патриот, это хорошо.
– За общность взглядов! – подытожил Вован, поднимая рюмку.
После второй мне реально полегчало, яд начал действовать. Подошла официантка и поменяла пепельницы. Вовкины дружбаны дымили как паравозы. Я тихо спросил, когда будет горячее, меня также тихо заверили, что через пять минут всё принесут.
– В России многое изменилось, – заметил наш наблюдательный немецкий друг.
Поскольку возразить было скорее глупо, чем трудно, то я решил промолчать. Олег начал рассказывать про перемены и его к ним отношение. Я продолжал молчать. Вовка тоже не стремился вступать в дискуссию, и вдруг я понял почему. Олег с Колей – это первая линия обороны, а Вовка и я насядем на немца, когда тот уже обмякнет. Но немец мне показался дружелюбным, и я решил, что буду пить честно. Как раз пришло время накатить по третьей. В конце концов, как-то даже неудобно выходило, как будто заговор какой-то… и тут (после третьей) мне окончательно полегчало. Разобравшись со своими тараканами, я вернулся в беседу. Олег уже закончил рассказ о далёком прошлом и теперь пересказывал истории со своего недавнего места работы. Немец слушал с искренней заинтересованностью. Я почему-то за него порадовался. Хороший мужик. И чего мы с ними воевали?
– Я работал с такими залепушниками – тушите свет! – рассказывал Олег.
– Залепушники? – переспросил немец, напряжённо морщась.
– Ошибались постоянно. По мелочам, по-крупному – всюду.
Немец кивнул. «Неплохо он обогатит свой словарь, пообщавшись с нами», – подумал я.
– Мы для одного завода гнали продукцию, и постоянно то одного не было, то другого. Зато собрания каждый день, конференции. А сами даже производственную линию не могли запустить без геморроя. Экономили на всём, потом удивлялись – почему не работает? Директор как-то что-то такое там проебал, что потом за его же деньги ему привозили и передавали в аэропорту какие-то то ли шайбы, то ли хуяйбы…
– Хуяйбы?
– Универсальный крепёж, – пояснил я. Немец опять понимающе кивнул.
Неожиданно вокруг нас возник настоящий вихрь из официанток. У меня даже чуть-чуть голова закружилась. Когда всё улеглось, напротив каждого из нас появилась тарелка с божественно пахнущим горячим.
– Класс… – оценил я. – А чего он за свои деньги-то шайбы вёз?
– Боялся, что узнают наверху, что у него ни хуя не получается наладить процесс.
– Смотри какой ответственный товарищ попался…
– Помню, надо было нам две трубы сварить, – продолжал Олег, – и потом их там обжимали. Ну, короче целая морока. Я смотрю труб – разные количества. Надо дозаказать, говорю, должно же быть «папа-мама», наверняка, – Олег продублировал немцу жестами загадочную «папа-мама». – Мне отвечают, что нормально, надо пятьсот – у нас даже чуть больше. Я им говорю, что вместе-то их пятьсот, только одних больше в два раза, логистика перепутала.
Всем насрать. Когда начали варить, спохватились, бегут ко мне: «Где трубы?».
«Вот они», – говорю, – «ровно столько, сколько и было.»
«А нам вторая часть нужна.»
«А нету второй части! Когда спрашивал – всем было похуй. Вот теперь сами и разъёбывайтесь!»
– Разъёбывайтесь?
Тяжеловато немцу, смотрю.
Объяснили ему всем столом, что значит «разъёбываться». Кивнул, что всё понял.
– У вас очень интересный язык, – говорит. – Всё очень красочно передаёт.
«Погоди, – думаю, – дай нам поднабраться, такие палитры увидишь – Ван Гог отдыхает…»
– Очень вкусно, – похвалил немец еду.
С этим все согласились безоговорочно.
– Хорошая водка, – опять похвалил Ойген. – Я уже пьян.
И опять все закивали.
После этого нам несколько раз приносили «хорошей водки», пока она не стала «замечательной». Наконец, все решили освежиться и посмотреть город.
– Ты ж говорил, что ему это всё не интересно? – шепнул я Вовану.
– Я только слежу за общей безопасностью, – самоустранился он.
– Тогда речные трамвайчики?
– Трамвайчики… – кивнул Вован, соглашаясь. – Но чур за борт не ссать – немец плавает плохо и тонет хорошо.
На набережной нас обнял приятный ветерок. Город был обалденно красив, немец это тоже оценил. Он стоял, смотря через Неву, на Петропавловку и что-то бормотал на своём баварском наречии.
– Нравится… – кивнул в его сторону Олег.
– Красиво? – подошёл я к Ойгену.
– Очень красиво! – ответил немец.
– Дас ист фантастиш! – вставил Коля.
Немец показал в ответ большой палец, оценивая Колькин прононс.