Кошка среди голубей
Шрифт:
– Все это я делал еще в детстве.
– Знаю. Я знаком с вашей матушкой. Так и решим.
– Но нужны ли садовники в «Мидоубанке»?
– Будьте уверены, – сказал полковник Пиквей. – Каждый сад в Англии нуждается в садовнике. Вот увидите, они будут рады вам. Сейчас трудно выбирать. Летний семестр начинается двадцать девятого.
– Значит, я должен работать садовником и держать глаза открытыми?
– Да. Надеюсь, что двенадцатилетние красавицы вас не соблазнят. – Полковник придвинул ему лист бумаги. – Какое имя вы себе возьмете?
– Адам. Это больше всего подходит в данном случае.
–
– Как относительно Идена?
– Я не уверен, что это созвучно с первым. Лучше Адам Гудмен. Это красивее. Идите и поработайте над своей биографией вместе с Джонсоном. – Он посмотрел на часы. – Для вас у меня больше нет времени. Я не хочу заставлять ждать мистера Робинсона. Возможно, он уже здесь.
Адам (будем называть его новым именем) остановился у дверей, услышав эту фамилию.
– Мистер Робинсон? – с любопытством спросил он. – Он придет сюда?
– Несомненно, – ответил Пиквей. В тот же момент послышалось жужжание зуммера. – Он уже здесь. Мистер Робинсон всегда пунктуален.
– Скажите, – с любопытством спросил Адам, – кто он в действительности? Как его зовут?
– Его имя, – сказал полковник Пиквей, – мистер Робинсон. Это все, что знаю я и что знает кто-либо другой.
Человек, вошедший в комнату, вряд ли соответствовал своей фамилии. Точнее, фамилия Робинсон совсем не подходила ему. Он мог бы быть Деметриусом, Айзекштейном или Перонной, хотя и к этим именам он подходил столь же мало. Он не был ни греком, ни евреем, ни португальцем, не походил на латиноамериканца. Но меньше всего он был похож на англичанина по фамилии Робинсон. Был он красив, великолепно одет. Смуглое, а скорее – желтоватое лицо, грустные темные глаза, широкий лоб. Когда он говорил, приоткрывались крупные белые зубы. Руки ухоженные, красивой формы. По-английски изъяснялся без малейшего акцента.
Он и полковник Пиквей обменялись любезными приветствиями.
После того как мистер Робинсон уселся и закурил сигарету, полковник Пиквей сказал:
– С вашей стороны было очень любезно согласиться помочь нам.
Мистер Робинсон с наслаждением затянулся, выпустил дым и наконец заговорил:
– Мой дорогой друг, я думаю, вы знаете то же, что и я. У меня масса знакомых, и они мне многое рассказывают. Не знаю почему.
На это «почему» полковник не смог ничего ответить.
– Из ваших слов я делаю вывод: вы уже слыхали о самолете Али Юсуфа.
– В пятницу, на прошлой неделе, – ответил мистер Робинсон. – Пилотом был молодой Роулинсон. Но катастрофа произошла не по его вине. Здесь замешан некий Ахмет – старший авиамеханик. Он получил очень выгодную работу при новом режиме.
– Значит, это действительно была диверсия. Мы в этом не сомневались.
– Да, этот бандюга – я имею в виду Али Юсуфа – пал жертвой подкупа и предательства. Правда, его система народного образования не может быть названа благоразумной, по крайней мере на мой взгляд. Но теперь это не имеет значения. Нет ничего мертвее, чем мертвый король. Нас интересует то, что оставляют после себя мертвые короли.
– И что же?
Мистер Робинсон пожал плечами:
– Надежный банковский вклад в Женеве, скромный вклад в Лондоне, значительное имущество в его стране – на него наложил
– Небольшое?
– Относительно. Во всяком случае, небольшое по объему. Удобное для ношения при себе.
– Но на теле Али Юсуфа, как вам известно, ничего не нашли.
– Нет. Потому что он вручил это молодому Роулинсону.
– Вы уверены? – резко спросил Пиквей.
– Не очень, – извиняющимся голосом ответил мистер Робинсон. – Во дворце так много шпионов. Все не могут быть правдивыми. Но слух об этом был.
– Но на теле Роулинсона тоже ничего не было…
– В этом случае, – промолвил мистер Робинсон, – можно предполагать, что они ушли из страны другим путем.
– Что значит «другим путем»? Что вы имеете в виду?
– Роулинсон, после того как покинул дворец, где получил от Али драгоценности, побывал в одном кафе. Находясь там, он ни к кому не подходил и ни с кем не разговаривал. Затем Роулинсон наведался в отель «Риц-Савой», где остановилась его сестра, и пробыл там около двадцати минут. Сестры в номере не было. Потом зашел в «Мерчентс-банк» на Виктория-стрит, где и разменял чек. Когда Роулинсон вышел из банка, начались волнения. Он отправился на аэродром, откуда вылетел на самолете, подготовленном сержантом Ахметом. Али Юсуф пожелал осмотреть с воздуха только что реконструированную автостраду. Он остановил свой автомобиль в начале дороги, где приземлился Роулинсон. Вылез из машины, вскочил в самолет. Самолет взлетел. Остальное вы знаете.
– И какой же вывод сделали вы?
– Тот же, что и вы, дорогой мой. Что делал Боб Роулинсон целых двадцать минут в комнате сестры, если ему сказали, что ее не будет до вечера? Он оставил ей записку, написанную очень небрежно, что вполне можно было сделать и за три минуты. Чем он там занимался все остальное время?
– Вы намекаете на то, что Роулинсон прятал драгоценности среди вещей сестры?
– Похоже на то. Но кто знает, так ли это? Миссис Сатклиф была эвакуирована вместе с другими британскими подданными спустя несколько суток. Кажется, она прибывает в Тилбюри завтра.
Пиквей кивнул.
– Проследите за ней, – сказал мистер Робинсон.
– Мы собираемся это сделать, – ответил Пиквей. – Все уже организовано.
– Если драгоценности у нее, она подвергнется большой опасности. – Мистер Робинсон закрыл глаза. – Мне так не нравится насилие.
– Вы думаете, дело дойдет до насилия?
– Это интересные люди. Причем нежелательно интересные, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Я вас понял, – хмуро сказал Пиквей.
– Они, конечно, будут дублировать друг друга. – Мистер Робинсон покачал головой. – Возможна путаница…
– А вы сами, какой у вас особый интерес к этому делу? – мягко спросил полковник.
– Я представляю определенную группу заинтересованных лиц, – ответил мистер Робинсон с легким упреком в голосе. – Некоторые камни были приобретены покойным принцем у моего синдиката по очень высокой цене. Люди, которых я представляю, заинтересованы в получении этих камней обратно. Я отважился сказать вам об этом, что, в определенном смысле, не противоречит воле их последнего владельца… Увы, больше ничего сказать не могу. Дело весьма деликатное.