Кошка
Шрифт:
"Явно он что-то от меня умалчивает. Но что именно? Я могу даже не пытать его, не скажет. Если сильно припечет, то тогда можно и поговорить." — размышлял я, пока прощался с Артёмом и направлялся в гости ко второму больному.
Семья Коновалова живёт в весьма престижном районе нашего городка, и при этом, в единственном доме, где располагается пентхаус.
Везёт богачам!
Мечтать о том, что когда-нибудь и у меня будет так же, наверное бестолку, поскольку семья у меня не богата, но я мечтал.
Мечтал
И уже сделал к этому шаг. Устроился на работу в вечернею смену, и теперь денюшка в копилку падает.
Поднимаюсь на лифте в пентхаус к Коновалову. Обстановка в помещение просто кричала об богатстве, и я чуть ли не с открытым ртом зависал, потом отдёргиваю себя и иду дальше.
Служанка проводила меня до двери и открыв перед мной дверь, пропустила в спальню. Коновалов младший возлежал на большой кровати, укутанный в одеяло так, что даже шевелюры не видно.
— Кость, ты там от удушья не помер? — спрашиваю я, садясь на край кровати.
Константин пошевелился и всё же вынырнул из-под одеяла.
— Привет, — просипел он.
— Ага. Как ты?
— Бывало и лучше.
— Я тебе тут домашку принёс. Если надо, могу объяснить как решать. — предложил я.
— Спасибо, но мне сейчас не до этого.
— Хм, не до этого ему. Вот скажи, где тебя носило? Вот где можно подцепить грипп? Ладно, я ещё понимаю как мог заболеть Никитин, но ты… неужели тоже под дождь попал?
— А я Никитина на руках носил, вот и заразился, — ответил он ухмыляясь.
— Как это носил? — упал я в осадок, — Зачем?
Коновалов нахмурился и нервно сглотнув, сказал:
— Люблю я его, вот и носил.
— Любишь? — кажется я сейчас буду истерично похихикивать, — но…
— Скородумов, я — гей, так что, если захочешь мне морду набить, или… — я отстраняюсь от него, — вообще не захочешь общаться, я пойму.
Хмурюсь, неужели правда гей? Но он же с девчонками постоянно крутиться.
— Кость, а ты не бредишь? — с какой-то отчаянной надеждой спрашиваю я.
— Ага, брежу. Сильно, а самое главное, что объект моего бреда — ненавидит меня.
"Вот и как теперь воспринимать его? Да, сей интересная ориентация не заразна, но… но как её воспринимать, я без понятия."
— Слушай, Скородумов, не загружайся ты так, я насиловать никого не собираюсь, и как уже говорил, я всё пойму.
— Я тебя слышал, но мне надо переварить эту инфу, — я встаю с его постели и тут до меня, как гром обрушивается — Костя гей. Костян, которого я знаю уже не один год. Почему же он мне об этом раньше не сказал? И почему, я ничего не замечал? Пацан, как пацан, ну может немного мажор, но… гей?!
— А предки твои знают? — вдруг спросил я.
— Нет! Меньше знают, лучше спят.
— Хм. Наверное ты прав. Ладно, пойду я, а то мне
— Город у нас не большой, но если хочешь, я водителя попрошу чтоб он тебя до дома подвёз, — щедро предложил Коновалов.
— Спасибо, но я сам.
Костя ничего не сказал, лишь пожал плечами и прикрыл глаза.
Покидая пентхаус, я всё никак не мог прийти в себя. Бить рожу человеку только потому, что у него другая ориентация, неправильно, но… но какой-то осадок в груди всё равно остался.
И вот что мне теперь делать?
Спросить бы совет, но у кого?
Дошел до остановки и дождавшись нужного автобуса, зашел в него.
Оглядываюсь по сторонам, чтоб присмотреть себе место и удивлённо уставился на впереди сидящую Львову.
Подхожу к ней.
— Привет. Ты откуда так поздно?
Алина вздрогнула и посмотрела на меня.
— А ты откуда? — удивилась она.
— А тебе разве неизвестно, что вопросом на вопрос отвечать неприлично?
— Я — девушка, так что, ты отвечаешь первым.
— Дурацкая у тебя логика, — заметил я, присаживаясь рядом, — я у Коновалова был. Твоя очередь.
Алина улыбнулась.
— А я в школе была.
— В музыкальной что ли? Я думал ты там отучилась уже, разве у тебя занятия не до пяти?
— Раньше были, но их перенесли и теперь я там до девяти.
— И не страшно одной ходить? — спросил я.
— А чего мне боятся? — удивилась она.
— Господи, Алина, ты молодая, красивая девушка, а в наше время полно отморозков.
— Каких? — невинно хлопая глазами, спросила она.
"Боже, ну откуда берутся такие наивные девушки? И что мне теперь делать? Мне семнадцать, ей семнадцать, а терпеть ещё год, иначе её отец меня просто грохнет."
— Боже, Алин, ты меня удивляешь. Вокруг куча маньяков, педофилов и геев…
— А причем тут последние? — удивилась она.
— Ну как же… они…
— Слушай Дань, каждый имеет право любить, того, на кого указывает его сердце и это не изменит ни дружба, ни родители, ни общество. Лишь мы выбираем признаться в любви, задушить её на корню, или скрывать всю жизнь, где-то глубоко, чтоб её не опорочили. А им, меньшинствам, ещё и от общества достаётся, так что, уж их нет смысла опасаться.
— А других?
— А что ты предлагаешь? Родители настаивают чтобы я продолжала заниматься музыкой. Наверное надеются на то, что я стану известной пианисткой.
— Но ты этого не хочешь?
Львова пожимает плечами.
— Пока мне всё равно, я завишу от родителей, но как только мне стукнет восемнадцать, я точно брошу всю эту музыкальную бадью.
— Хм. Вот никогда бы не подумал, что такая примерная девушка как ты, окажется бунтаркой.
Алина улыбается, своей манящей улыбкой.