Кошки-мышки
Шрифт:
— Хорошо, и книжки куплю. Лида?
— Да?
— Что ты меня мучаешь?
— А ты попробуй, зараза: сколько мне не жалко?
— Лидочка, я ведь не для себя!
— Сумма?
— У меня все посчитано и записано, — выкладывала Майка передо мной листочки. — В двух вариантах, для младшей и средней группы, или только для младшей…
— Обе группы, — сказала я, не гладя на ее каракули с чумовыми сокращениями.
— Две тысячи евро, — выдохнула Майка. — В Москве до вокзала Саша доставит, а в Семипалатинске такси недорого…
— Уговорила,
Плакал мой новый полушубок из рыси, который хотела купить в конце сезона. Но чего стоит благотворительность, если она вам ничего не стоит?
— Кстати, о Саше. Майка, ау?
Подруга что-то чиркала на своих листочках:
— Да, да…
— Твои бухгалтерские способности да на пользу…
— Обществу? Ведь так и есть. Ты чего-то хотела?
— Чаю без слабительного. И поговорить о Саше.
— Правой рукой достаешь из шкафчика пакетики с чаем, под левой рукой чайник и чашка, сама, сама, сама… не маленькая.
— Майка!
— Да-а-а…
— Или ты со мной общаешься, или семипалатинскому детдому не видать моих кровных.
— Общаюсь. — Майка по-ученически сложила руки поверх листочков. — Да?
Ее мысли, конечно, были в далеком детдоме. Поэтому на запевы времени не стоило тратить. Быка — за рога.
— Саша очень симпатичный мужчина. Но, Майка, он вовсе не вузовский работник, а водитель автобуса экскурсионного. Что не исключает и не умаляет его потрясающих знаний французской…
На полуслове замолчала. Потому что Майка не выказывала ни капли удивления.
— Знаю, — кивнула моя подруга.
— Откуда?
— Видела его документы.
— Какие документы?
— Обычные, из кармана.
— Майка! Ты шаришь по чужим карманам?
— Так получилось.
Еще не полностью растворившийся румянец стал снова наливаться.
— Не оправдывайся. Это у тебя в крови. Помнишь, выворачивала карманы пьяного Максима? Хотя почему бы в самом деле не проверить документы мужика, с которым спишь.
— Я не проверяла специально! Так получилось. Саша был в ванной. Зазвонил его сотовый телефон. Вдруг что-нибудь срочное? Телефон в кармане, хотела достать и отнести ему, а там удостоверение и пропуск.
— Ладно, ладно, не красней. И твоя реакция?
— Мне было стыдно.
— Я не про то, что нехорошо чужие карманы обыскивать, а про специальность Саши.
— Специальность не имеет никакого значения.
— Вот и я ему твердила.
— Вы встречались?
— Приезжал ко мне сегодня в офис. Плакал на моей груди, промочил кофту насквозь.
— Лида, я тебя уже много раз просила: когда преувеличиваешь, заранее предупреждай. Саша действительно плакал?
— Фигурально. Похоже, очень переживает из-за того, что его социальный статус ошибочно завышен. Кажется, он неплохой мужик и от тебя без ума. А ты, Майка?
— Мне страшно. Мне все время страшно.
— Чего? Не понимаю. Ты его любишь?
— Очень. Стараюсь — меньше. Как ты говорила: не стелись, держи дистанцию,
— Погоди! Саша тебя бросать не собирается. Напротив, страстно желает.
— Но ведь ты знаешь мои ужасные недостатки, сколько раз про них твердила. А я ничего с собой поделать не могу! И все время думаю: бросит меня… через сколько? Через полгода, год, два или — месяц, неделю?
— Дура! — воскликнула я.
— Знаю, — ответила Майя.
Хотя обозвала я не подругу, а себя. Надо же так заморочить Майке голову, чтобы отравить блаженное время начала любви! Благими намерениями вымощена дорога в ад, как известно. Свою дорогу прокладывать — одна статья. Вольному воля. Но другого — близкого, любимого — толкать в отчаяние, предрекать несчастья! За это надо кастрировать, как лихачей на дорогах.
— Ой, Лидуся! У тебя такое лицо сделалось! — всполошилась Майка.
— Женщин кастрируют? — сдавленным голосом спросила я.
— О чем ты? Наверное. Да, точно. У одной женщины в нашей конторе был рак, удалили матку и придатки. Называлось операция кастрации. Лида, говори со мной просто и по-человечески!
— Согласна. Кастрируй меня.
— Чего?
— Готова понести любое наказание, лишь бы ты забыла мои чудовищно глупые измышления. Майка! Живи на полную катушку! Радуйся, счастливлей… не так, как по-русски? Радость — радоваться. Счастье — счастливлеться… И слова-то не придумали! Бытие у нас!
Мне настолько хотелось облегчить, скрасить Майкину жизнь, что взбрело действовать от противного. Майка всегда забывала о своих горестях, когда у меня возникали проблемы. Она, уникальный человек, драгоценная подруга, странным образом лечится от собственных невзгод моими трудностями.
— Майка, от меня, кажется, Максим ушел, — протянула голосом, пропела жалостно, проблеяла.
И она снова удивила меня. Майка должна была всплеснуть руками, заохать, закудахтать, запричитать. Испугаться, паниковать, успокаивать, разубеждать, суетиться, нести околесицу, трястись, вибрировать зримо.
Вместо этого подруга отвернулась, уставилась в угол и полувопросительно произнесла:
— Возможно, у Максима был повод.
— Чего-чего? Что ты несешь? Смотри на меня! Почему все время глаза отводишь?
Майка нехотя повернулась.
— Говори! — потребовала я.
— Что?
— Что знаешь.
— Откуда мне знать, если ты не делилась своими… обстоятельствами.
Вихрь мыслей, предположений, догадок, версий завьюжил у меня в голове. Открутившись, вынес логичное заключение:
— Ты виделась с Максом? Не отрицай! Вижу по твоему лицу. И не покраснела. Что говорил мой муж? Четко! По словам цитируй.
Майка снова отвернула голову и пробормотала:
— Почему я должна тебе выкладывать…