Кошки-мышки
Шрифт:
Как я уже говорил, все это приходило мне в голову, пока я летел над Атлантикой. Однако больше всего меня интересовало мое заключение относительно мистера Смита. Им-то я и поделился с Крейгом в Куантико.
За время долгого и сложного расследования я пришел к выводу, что мистер Смит соответствует всем четырем классическим типам убийц. Кажется, что он стопроцентно подходит под один тип, но потом, через некоторое время что-то меняется в его психике, и он становится похожим на другой. Затем все повторяется. Возможно, он даже представляет
Не исключено, что бульварные газетенки все же была где-то правы, называя его «Чужим». Он действительно не походил на человека. В этом я был уверен, потому что именно он убил Изабеллу.
Вот почему я никак не мог заснуть в самолете. Может быть, по той же причине бессоннице было суждено мучить меня всю оставшуюся жизнь.
Глава 94
Кто может забыть хоть мельчайшую подробность гибели своего любимого человека? Я, конечно, не могу. И хотя с тех пор прошло уже четыре года, яркость тех страшных событий ничуть не померкла в моей памяти. Я как будто переживаю все это заново. А было это так, как, собственно, я и рассказал тогда полиции Кембриджа.
Была глубокая ночь, где-то около двух часов. Я своим ключом отпер нашу квартиру на Инман-стрит. Неожиданно я остановился. Мне показалось, что в квартире что-то неладно.
Я живо помню все мелочи внутри нашего дома. Никогда мне их теперь не забыть. Прямо в коридоре висел плакат со словами «Язык – это больше, чем речь». Изабелла, мой кабинетный лингвист, обожала играть словами. Так же, как и я. И это тоже объединяло нас.
Тут же, в прихожей, стоял любимый торшер Изабеллы с абажуром из рисовой бумаги.
Ее коллекция книг в переплетах, которую она привезла сюда из дома. Они стояли там, как солдатики, аккуратные белые переплеты с черными буквами.
Я задержался в местной забегаловке Джиллиана со своими однокурсниками, которые, как и я, только что закончили учебу и получили распределение. И теперь, после долгих лет напряженной учебы, бессонных ночей и зубрежки, нам хотелось немного выпустить пар. Мы сравнивали больницы, в которых нам предстояло начать работу уже осенью, обсуждали их преимущества и недостатки. Разумеется, мы торжественно поклялись не забывать друг друга и встречаться, зная при этом, что, скорее всего, больше никогда не увидимся.
Кроме меня присутствовали трое моих лучших друзей: Мария Джейн Руокко (она стала педиатром в Бостоне), Крис Шарп (вскоре уехавший в Израиль) и Майкл Феско (не раз впоследствии получавший премии в Нью-Йоркском университете). Мне, в общем, тоже повезло с распределением. Меня направили в Центральную клиническую больницу штата Массачусетс. А это значило, что мое будущее обеспечено.
Когда я добрался до дома, то был, конечно, навеселе, но не настолько пьян, чтобы ничего не соображать. У меня было отличное настроение и ощущение свободы и беззаботности.
И еще одна странная и неприятная для меня подробность: иногда я все же был грубоват с Изабеллой. Я помню известный хит «С тобой или без тебя», который звучал у меня в машине, когда я ехал домой. В то время у меня был десятилетний давности «вольво», который вполне соответствовал моему статусу студента-медика.
Я отчетливо помню, как некоторое время стоял в прихожей, как вкопанный, и только через несколько секунд осмелился включить свет. И что же я вижу? Маленькая сумочка-кошелек Изабеллы валяется на полу, все ее содержимое разбросано вокруг в радиусе трех-четырех футов. Это показалось мне очень странным.
Несколько монеток, ее любимые серьги от Георга Йенсена, губная помада, футлярчик с косметикой, пачка жвачки с ароматом корицы – и все это почему-то на полу.
Почему Изабелла не подняла сумочку? Может быть, она серьезно обиделась на меня за то, что я отправился пировать со своими однокурсниками?
Но это совсем на нее не похоже. Она современная и весьма либерально настроенная женщина.
Я врываюсь в узкие длинные комнаты нашей квартиры, судорожно пытаясь найти Изабеллу. Мне кажется, что наш дом напоминает железнодорожный вагон с комнатами, похожими на купе, в каждой из которых по одному окошку, выходящему на Инман-стрит.
В холле я натыкаюсь на пакеты с разными принадлежностями для подводного плавания, которые мы приобрели в магазине подержанных вещей. Мы с Изабеллой мечтали поехать на отдых в Калифорнию. Здесь балластные пояса, акваланги, гидрокостюмы и две пары ласт. Все это свалено в кучу и не дает пройти.
На всякий случай я беру с собой ружье для подводной охоты. Вернее, только стрелу от него. На какой такой случай? Я и сам пока плохо разбираюсь в происходящем.
Понемногу мной начинает овладевать тревога, а вместе с ней и страх.
– Изабелла! – кричу я что есть сил. – Изабелла! Где ты?
Затем я останавливаюсь, и мне кажется, что земной шар тоже остановился и жизнь на нем прекратилась. Пальцы мои разжимаются, и стрела подводного ружья с грохотом падает на деревянный пол.
То, что я обнаруживаю в спальне, с этой минуты навсегда останется в моей памяти. Я до сих пор вижу, обоняю и даже ощущаю на вкус каждую страшную подробность. Возможно, что в тот ужасающий момент и родилась моя интуиция, то непонятное чувство, которое стало значить так много в моей жизни.
– О Господи! О Более, нет! Нет! Только не это! – кричу я, причем настолько громко, что бужу супружескую пару, живущую над нами. Помню, я тогда подумал:
«Это не Изабелла». Я не хотел верить в случившееся. Может быть, я даже тогда говорил что-то вслух, чтобы убедить самого себя. Что-то вроде: «Не Изабелла. Это не могла быть Изабелла. Она совсем не такая».
И все же я, разумеется, узнал эти вьющиеся огненно-рыжие волосы, которые я так обожал гладить или расчесывать. Ее пухлые губы, глядя на которые, я бессознательно начинал улыбаться, а иногда смущенно опускать глаза. И ее незабываемый берет, украшенный перламутром. Она носила его в те дни, когда ей хотелось выглядеть кокетливо.